В стране ваи-ваи
Шрифт:
После Аишер-вау («река Ядовитой лианы»), сильно обмелевшего каменистого притока Кассикаитю, нам стали встречаться участки производного леса давнего происхождения — следы расчисток даураи и аторадов. Низины занимали пересохшие болота, покрытые коркой ила и осыпавшимися листьями эвтерпы, гладкими и сухими сверху, прелыми и сырыми с нижней стороны. У одного такого болота, под названием Юру-люд («Дорога пальм ите»), где сохранилась лужица зеленоватой воды, мы вечером разбили лагерь. Кожа моя горела и мучительно чесалась, но я не мог ничего поделать и приготовился к бессонной ночи.
За каких-нибудь три часа на протяжении десяти с небольшим километров окружающий нас ландшафт совершенно преобразился. Покинув угрюмые воды Кассикаитю с ее мрачными скалами, мы вошли в темный, пыльный, тоскливый лес, но он чуть не с каждым шагом менялся, и
Слабые лучи света проникли в густой мрак; голос Тэннера разогнал мою дремоту, я встал и оделся. Как только тропа стала различимой, мы тронулись в путь — длинная колонна загадочных бесформенных существ. Птичий гам наполнял лес. На дереве возле тропы сидели семь или восемь туканов, громко стуча клювами; над самой головой — мы проходили участок вторичного леса, где деревья были не выше пятнадцати метров, — скрипели крыльями маруди. За несколько минут Сирил подстрелил трех жирных гокко. Отделившись от черных силуэтов листьев вверху, тяжелые птицы гулко шлепались о землю. У одного гокко я обнаружил возле правого глаза алое пятнышко: клещи!..
Быстро светало, начался новый день, полный кипучей жизни. Кругом простирался неведомый край, изобилующий живностью и совсем не похожий на пустынные Акараи.
Время от времени еще попадались участки высокого леса с множеством бразильских орехов. Безил рассказал, что дальше на запад, где равнина огибает северную оконечность Акараи и подступает к Бразилии, их еще больше. Нам встретились и светло-коричневые пески — очевидно, следы Белопесчаного моря. Реки на нашем пути почти все пересохли. Самая большая, Мабу-вау («Медовая река») превратилась в цепочку разделенных песчаными барьерами прозрачных водоемов. В них еще сохранилась рыба, а по краям, в небольших углублениях, лежали гроздья лягушачьей икры.
Часам к двум Безил и я, уйдя далеко вперед, завершили двадцатисемикилометровый переход ка берегу Ишкишивау («река Креветок»), мрачного потока, окаймленного крутыми глинистыми берегами. Я искупался; вода освежила мою зачумленную кожу. Проглянуло солнце — позолотило серую глину, оживило пыльную зелень и родило в воде красноватый отсвет, в котором я увидел двух неподвижно замерших полосатых рыб.
В Шиуру-тирир кое-кого из нас покусали вампиры; здесь же, ближе к скотоводческим районам, летучих мышей стало особенно много, и прошлой ночью они напали на Безила, Сирила и Станислава. Безил помог мне подвесить гамак между двумя деревьями и тщательно накрыл меня накомарником, так чтобы ни один палец не торчал наружу.
— Пусть всю ночь фонарь горит, — заметил он. — Хотя если они очень голодные, то и это их не отгонит.
У корней одного из деревьев, к которым был привязан гамак, я еще раньше заметил копошащуюся серовато-зеленую массу — сотни маленьких волосатых гусениц. Поскольку они в общем-то находились в покое, я тут же забыл о них. А ложась, обнаружил, что гусеницы, хотя они по-прежнему казались неподвижными, уже поднялись по стволу на два с половиной метра. Утром вся масса опять копошилась у корней, но, поглядев вверх — дерево было высотой около десяти метров, — я обнаружил, что ветви, еще вчера покрытые густой листвой, совершенно голы. Когда мы собрались выступать дальше, невинные на вид «червячки» были на полпути к другому дереву.
Среди поросли на многочисленных заброшенных расчистках попадалась южноамериканская разновидность дерева путешественников [104] — огромная, причудливого вида трава, от короткого тонкого стебля которой поднимается на шесть-семь метров плоский веер разделяющихся на доли листьев. Пурпурно-оранжевые прицветники на огромных цветоножках напоминали клюв пеликана. Я надрезал перочинным ножом влагалище одного листа, но из надреза не выступило ни капли жидкости: либо растение высохло, либо местная разновидность не столь гостеприимна, как ее мадагаскарский сородич [105] . Листья были очень похожи на банановые, однако не обладали их нежным, живым оттенком; те из них, которые лежали на земле, своей глянцевитой поверхностью ярко отражали солнечный свет.
104
Ravenala guianensis.
105
Дерево
Почва здесь состояла из чистого белого песка, на котором рос мелкий лес. Лишь в низинах, на пересохших болотах, попадались высокие эвтерпы. Неведомо откуда выскочил броненосец и юркнул в свою нору — грязную, облепленную комарами дыру среди корней. Быстро скользнул через тропу длинный, около полутора метров, необычно темный бушмейстер. Сирил убил маленькую, но смертельно ядовитую очень красивую виперу (Bothrops bilineatus) с темно-зеленой спиной, желтым брюхом и белыми кольцами вокруг глаз. Появились и тут же бросились врассыпную, тявкая почти по-собачьи, шесть пекари. Показались следы ягуара, один раз совсем свежие — на старой коровьей лепешке.
Крупнозернистый песок сменился белой пудрой; вскоре мы вышли на травянистую поляну, вытянутую ромбом. Ее окружали кустарники семейства меластомовых [106] , покрытые пурпурными цветами, и кусты с золотисто-коричневыми листьями [107] . Совсем низко, не заслоценные от нас ни листьями, ни ветвями, мчались серые тучи: мы подходили к открытым просторам.
Снова лес, затем большой участок саванн с травой по колено и множеством ярких цветов на тоненьких стебельках. Зеленые чашечки бурманнии двуцветной (Burmannia bicolor) были увенчаны оранжево-желтыми лепестками, каждый чашелистик украшен сильно выступающим розовато-лиловым килем. Eriocaulon tenuifolium напоминали подушечку, утыканную булавками для шляп; только вместо головок торчали гроздья белых цветочков. Xyris surinamensts, похожий на обычную траву, цвел крохотными бледно-желтыми цветками, по форме похожими на ирис. В розовый цвет нарядились стебли Turnera и Sipanea. И совсем рядом с тропой я увидел маленькое ползучее растение с голубыми лепестками.
106
Tococa nitens.
107
Vochysia sp.
Я во весь рост растянулся на земле, чтобы изучить его поближе. Пробившееся сквозь тучи солнце припекало мне спину. Мимо прошел, неся красно-черную терку, Джордж и скрылся в зеленом туннеле метрах в четырехстах впереди. За ним появились с тремя волами Сирил и Станислав. Выйдя на прогалину, животные, задрав хвосты, припустились бежать. Громкие окрики угомонили их, волы остановились и принялись щипать траву. Ели они в первый раз за целую неделю — индейцы не берут с собой корма для вьючных животных и они работают по две недели в лесу без пищи. Однако их тут же погнали дальше. Было 7 декабря, близилось рождество, и парни насвистывали на ходу святочные мелодии…
Углубившись в лес на сто метров, тропа круто повернула и превратилась в травянистую дорогу длиной с четверть километра, которая вывела нас на берег Куювини. Широкая серо-зеленая река, припудренная цветочной пыльцой, лениво переползала через желтые каменные плиты между высокими глинистыми откосами.
Под шелестящими деревьями лежала старая лодка; мы переправились и сели на уступе ждать, пока реку переплывут волы. Чуть выше стояло дерево из семейства бобовых с фиолетовыми цветками, оно непрерывно посыпало нас клочками листьев. Там орудовали листорезы — большие красные муравьи с резким запахом. Присмотревшись, я убедился, что они не стригут челюстями, как ножницами, а пилят лист одной челюстью, придерживая его другой. Выпилив кружок, муравьи, как на парашюте, спускались на нем вниз, затем длинной колонной шли по откосу к своему муравейнику. Некоторых сносило в стоячую воду между камнями или в реку; тогда снизу, словно воздушные пузырьки, медленно всплывали серебристые рыбки. Они обнюхивали каждого муравья, иногда брали в рот, но неизменно выплевывали.