В сумерках веры
Шрифт:
Каждый из его слуг с вожделением описывал, как проходил день хозяина перед ночью убийства с точки зрения своих собственных обязанностей. Общие обстоятельства при этом почти не отличались, будто бы Себастьян опрашивал одного и того же человека.
Частные моменты же относились к детальному описанию того, чем каждый из прислуги помогал старику. Одежда, омовение, смазка экзоскелета, кормежка. Некоторые детали вызывали омерзение.
И тем не менее, усталость лишала меня сил.
— Если ты что-то нащупал, то не стоит красоваться… — По-доброму огрызнулся
Юноша хитро улыбнулся, словно малолетний школяр, который единственным из класса решил задачу. Складывалось впечатление, что его всё ещё переполняла энергия, несмотря на долгий и тяжёлый день.
— Они, как ты заметил, очень похоже и подробно описывают всё, что делает каждый из них. Но когда речь заходит о вечере, тут возникает интересная деталь. После омовения и подготовки ко сну, все слуги отправляются в свои кельи, а один из них зачем-то специально оставляет свежую одежду на ночь, пока второй отпирает замки в кладовой.
Себастьян сделал паузу и столкнулся с моим вопрошающим взглядом. Ему не требовалось слов, чтобы понять.
— Я специально спросил каждого, как проходит их каждый день. Каждый. И эти же слуги ответили, что готовят одеяния утром, а про кладовую и вовсе не упоминают.
— Значит, архивариусу зачем-то понадобилась одежда ночью? — Задумался я, снова пригубив напиток. — Думаешь, он решил совершить вечерний променад?
— Разве что по собственным покоям, — возразил юноша. — Каждый вечер слуги запирают двери по приказу господина. Так было и в ночь убийства канониссы.
— А что с кладовой? Ты не смог узнать, зачем её открыли?
— Когда я вернулся к этому моменту, слуга повёл себя странно, — покачал головой дознаватель. — Похоже, он понял, что проговорился и испугался. А кроме этого, о ней больше никто не упоминал.
Вопреки усталости, я отчаянно пытался сосредоточиться.
— Получается, наш архивариус имеет ещё один способ покинуть свои покои. Змей не такой немощный, каким хочет казаться…
Себастьян отложил инфопланшет и коснулся своей собственной кружки. Кофеин в ней успел остыть, что тут же отразилось разочарованием на лице его.
— Нам нужно сообщить сестре-палатине, Иероним. Гвинке что-то утаивает, и нам необходимо выяснить — что.
— Ты прав, Бас… — Тихо прошептал я, пребывая в задумчивости. — Утром сообщу Афелии.
Юноша одобрительно кивнул и положил информационный планшет на стол, как бы заканчивая разговор. Забрав с собой кружку с рекафом, я поплёлся в свою комнату.
Глава 7
…резкий смрад вырвал меня из забвения, вызывая судороги в желудке. Звуки постепенно обретали чёткость, и я смог расслышать, как кто-то всё-таки не сдержал паёк внутри себя.
Последнее, что я помнил, это скитания по Вольгу — столице Биатуса, в поисках апостола Бульгора. Шёл седьмой месяц войны, и совет инквизиторов решил отправить несколько разведывательных групп вглубь вражеских территорий.
Группе
К сожалению, оказавшись на территории врага, мы выдали себя и попались…
Одновременно с воспоминаниями, возвращалась и чёткость окружающего мира, стремительно превращавшегося в просторные зловонные казематы. Вокруг царил чёрно-коричневый полумрак, разгоняемый только светом редких факелов. Комнату вокруг покрыла какая-то слизь и блестящие наросты, а то, что не так давно было столом в центре, теперь походило на гнилую кучу щепы и фекалий. Я вздрогнул от осознания, что это живое существо, увидев группу глаз разного размера, укрытых отвратительными складками и глядящих в разные стороны.
Следующим звуком, привлёкшим моё внимание, оказался чей-то довольный утробный рык.
— Ах, этот сладкий аромат отчаяния… — Глубокий бархатный голос, смешавшийся с хлюпаньем и чавканьем, начал приближаться. — И зловоние стойкой убеждённости…
В дальней части помещения послышались нарастающие тяжёлые шаги, а вскоре из-за ряда простеньких потолочных опор показалась процессия, похожая на чудовищную карикатуру священников.
Обмениваясь несвязной бранью и бросаясь друг в друга какими-то нечистотами, рядом с нами возникли мелкие пузатые твари. Складки на их бледной зеленоватой коже неприятно хлюпали, разбрызгивая гной, а из сплющенных голов торчали гниющие рога.
Почувствовав моё внимание, одна из тварей замерла и развернулась ко мне всем своим телом. Ростом она была едва ли мне до колен. Извращённое отражение херувима улыбнулось мне своей широкой зубастой пастью, после чего вновь принялось играться со своим побратимом, что уже спрятался за столбом, на котором подвесили Микорда.
Я снова оглянулся вокруг, пытаясь разобрать в полумраке, где у стен находятся живые люди, а где облезшие гниющие головы с мерцающими стеклянными глазами.
Когда на группу напали, мы были вынуждены разделиться. Вместе со мной и Микордом в лапы врага попал ещё и Калеб — самый молодой разведчик из отряда Бронтских Ножей. Всех троих нас привязали к массивным столбам с задранными над головой руками. Голыми запястьями и шеей я ощущал, как что-то тёплое стекает с потолка, касаясь кожи.
Наши походные рюкзаки были свалены в кучу, и обратить на них внимание мне удалось лишь из-за резвящихся демонов, с любопытством потрошащих непримечательный скарб.
— Так что же привело вас в нашу обитель, дети мои? Вы заблудились? Или намеренно вынюхивали что-то для своего ублюдочного идола? — Перед нами оказался хозяин голоса.
Рослый мужчина, одежда которого покрылась коростой от грязи, смешанной с кровью и гноем. Его лицо скрывалось под глубоким остроконечным капюшоном. В тех местах, где нечистоты не покрывали ткань сплошным слоем, я мог разглядеть искрящиеся от света факелов орнаменты из серебряной нити.