В суровом Баренцевом
Шрифт:
Адмирал Харламов Н. М.
Забытая картина
Весной 1970 года приехал я по служебным делам в Ленинград. В первый же вечер навестил фронтового друга Николая Ивановича Никольского, профессора Военно–морской академии. Во время войны мы служили с ним на эсминце «Живучий» эскадры Северного флота. Никольский в звании старшего лейтенанта–инженера был тогда командиром электромеханической боевой части (по–уставному — БЧ–V), а я по боевому расписанию — командиром батареи ЗА.
После войны мы встречались редко. И вот
Вдруг Николай Иванович спрашивает:
— Ты давно был в Военно–морском музее?
Я немного растерялся... Вопрос как-то не вязался с предыдущим разговором.
— Видишь ли, — объяснил Николай Иванович, — годы летят, и прошлое уходит, а в народе между тем говорится: «Никто не забыт и ничто не забыто». Вскоре после войны я видел в музее картину, на которой изо бражен «Живучий», таранящий немецкую подводную лодку. А потом как-то пришел в музей — нет карти ны! И экскурсовод ни слова не сказал о наших эсмин цах...
С горечью говорил это ветеран–североморец. И я задумался. Вспомнил себя молодым лейтенантом, по тревогам стремительно взбегавшим на мостик, где было мое место — управляющего огнем зенитной артиллерии. Перед глазами встало то далекое прошлое, когда служил я на эсминце североморской эскадры.
— А почему бы не написать тебе о «Живучем»? — спросил Николай Иванович. — Ты у нас в запасе, вре мя свободное, должно быть, есть. Да и на мостике ты все время по тревогам торчал, вел журнал боевых дей ствий. Тебе, значит, и карты в руки.
Разбередил он меня этим разговором. На следующий день отправился я в Центральный Военно–морской музей. И выяснил, что картина «Эскадренный миноносец таранит немецко–фашистскую лодку» (написал ее художник Г. В. Горшков еще в 1945 году) некоторое время экспонировалась, но вскоре была снята.
Ну, да что там, у музеев свои законы, хотя обидно, конечно: ведь картина воспроизводит довольно редкий эпизод Великой Отечественной войны — момент тарана подводной лодки «U-387» эсминцем «Живучий».
Не знаю почему, но об эсминцах типа «Жаркий» («Живучий» относился к этому типу) в нашей литературе пишут и мало и к тому же неточно. Может быть, потому, что уж больно необычной была история их появления в нашем Северном флоте.
Комплектовали команды, которым предстояло принимать эсминцы и воевать на них, кадровыми офицерами, служившими прежде на кораблях этого класса. Да и старшин и рядовых краснофлотцев отбирали тоже из экипажей отечественных эсминцев. Многие из моряков, кроме того, прошли суровую школу войны. Так, экипажи «Дерзкого» и «Деятельного» составили из североморцев, «Жгучего» и «Жаркого» — из балтийцев, «Доблестного» и «Достойного» — из черноморцев. Только тихоокеанцы, из которых сформировали экипажи «Живучего», «Жесткого», еще не имели боевого опыта.
И вот 24 апреля 1944 года Народный комиссар Военно–Морского Флота Н. Г. Кузнецов провел смотр команд, отправлявшихся через океан на приемку кораблей, и остался доволен. Из его короткой напутственной речи мне особенно запомнились слова о необходимости блюсти за границей честь и достоинство советских моряков, граждан великой страны.
— Помните, — говорил нарком, — корабли, которые вы будете принимать в Англии, — не подарок союзников. Право на них завоевано кровью советских людей в борьбе с немецко–фашистскими захватчиками.
На
Утром 28 апреля 1944 года на «Джоне Ленноне» и других американских транспортах, стоявших на рейде в Кольском заливе, прозвучали колокола громкого боя. Снимались с якоря.
Еще накануне рейдовые буксиры доставили наших моряков на транспорты. Тогда же в залив вошла и архангельская группа судов с экипажами линкора и подводных лодок.
Личный состав размещали на судах с учетом возможных боевых потерь. Так на один транспорт приходилась четверть боевой смены линкора и боевая смена подводной лодки, а также один–два офицера штаба и политотдела отряда. Экипажи эсминцев не дробили: каждый занимал один из транспортов. Командование отрядом размещалось на английском конвойном авианосце «Фенсер».
Международным морским правом установлено: корабль или шлюпка являются частью территории государства, флаг которого на них поднят. И вот уже сутки экипаж «Живучего» находится на американской территории — на «Джоне Ленноне».
Приняли хозяева нас сдержанно. Помощник капитана Мор, сухопарый американец средних лет с маленькими черными усиками, весьма лаконично передал через переводчика распоряжения капитана. Они касались, в основном, свободы нашего передвижения по судну на всем пути следования в Англию. В частности, рядовому составу запрещалось находиться на верхней палубе. Краснофлотцев и старшин поселили в кормовом трюме, оборудованном деревянными нарами и камельками для обогрева. В соседнем трюме находились столовая и запасы продовольствия. Для приготовления пищи приспособлены были армейские походные кухни. Вход в трюм — через люк с верхней палубы. Ощущение такое, будто находишься в консервной банке — ни окон, ни дверей. Волны бьются где-то над головой: трюм ниже ватерлинии на два метра.
Офицерам отвели несколько кают, в которых обычно размещались кадеты [4] . Нам с Николаем Ивановичем Никольским досталась двухместная каюта.
Пароходы типа «Либерти», на которых нас отправили в Англию, американцы начали строить в сентябре 1941 года. Водоизмещение их — 10,5 тысячи тонн, скорость 11 узлов [5] . Однако прочность и живучесть «Либерти» оказались не на высоте: корпуса разламывались на крутой волне. Очевидно, этим и объяснялось обилие на них спасательных средств — вельботов, плотиков, надувных жилетов.
4
Кадеты — здесь курсанты мореходного училища.
5
С. Э. Морисон. Битва за Атлантику М, Воениздат, 1956, с. 302.
Как только машины дали ход, мы с Никольским вышли на палубу. Здесь уже было несколько наших офицеров.
Подошел и старший боцман Алексей Повторак, главный старшина, призванный из запаса. Он только что ходил на бак, где брашпилем матросы выбирали якорь.
— Ну, боцман, что увидел хорошего у американцев? — спросил старпом Алексей Прокопьевич Проничкин.
Ничего нового, товарищ старший лейтенант. А вот их боцман мне не понравился. Матрос один с брандспойтом замешкался, так он на глазах у всех как двинет его кулаком! Жаль, нельзя было вмешаться...