В тайге стреляют
Шрифт:
Соглашаясь, мать кивнула головой.
— Скорей бы война кончилась! — вздохнула она.
Назарка потрогал в кармане подарок, потом по-хозяйски осмотрел двор, натянул на голову шапку и надел рукавицы. Надо было уложить дрова, подмести у амбара, где кормились лошади. На другой день оставлять работу Назарка не привык.
— Топить камелек теперь надолго хватит! — показал он на кучу сушняка.
...Отца не было уже больше месяца. Марина очень беспокоилась. По аласам, от юрты к юрте, расползались смутные, разноречивые слухи. Проезжий знакомый сообщил, что в отряде Павла многих
— Вот хорошо-то! — тихо радовалась мать.
Но Назарка был иного мнения. Ему нравилось чувствовать кругом что-то новое, необычное, волнующее. У него все время было приподнятое настроение от близости неизвестного и опасного.
В минуту воинственного пыла он рисовал углем на столбе кривую рожицу и с большим удовольствием выпускал в нее заряд из ружья. Попадания всегда были хорошие. «Белку обязательно сбил бы!» — определял он, рассматривая, куда легла пуля.
Слово «красный» приобрело для Назарки явно отрицательный смысл. Младшую сестренку — засоню он корил:
— Так только красный может спать!
Если случалось промахнуться на охоте, Назарка недовольно бурчал:
— Красный помешал!
И с опаской озирался по сторонам, будто этот «красный» в самом деле притаился где-то поблизости от него.
И все-таки очень хотелось Назарке хоть одним глазом взглянуть на красных. Какие это люди, почему их так боится Павел?..
Минула еще неделя. От отца по-прежнему не было никаких вестей. А по тайге, по убогим юртам бедняков, расползались слухи, один тревожнее другого.
Встречаясь, наслежники начинали обычный разговор:
— Кэпсэ! [30]
— Суох. Эн кэпеээ! [31]
— Суох [32] .
Новые, непривычные слова «сраженье», «бой», «пулемет», «осада» вплетались в беседу.
Все со страхом ждали очередных слухов. А они разлетались по юртам с непостижимой быстротой. И каждый улусник с трепетом ожидал, что вот-вот в числе убитых услышит дорогое имя отца или сына.
30
Рассказывай!
31
Нечего. Ты рассказывай!
32
Нет.
...Соседка Марины, узнав о гибели своего мужа, упала у амбара, закричала, давясь снегом, забилась в истерическом плаче. Ее подняли и отвели в юрту. Она забылась на минуту, уставившись широко раскрытыми глазами в закопченный потолок, на котором покачивались бахромки паутины. Отсветы пламени отражались от слез короткими розовыми лучиками.
— Эй-о!.. Ай-а!.. — напевно причитала она. — Горе, большое горе постигло нашу несчастную юрту... Эй-о... Ай-а!..
Прослышав о несчастье, Назарка направился утешить своего друга и его
— Подожди, не вой. И ты, друг, послушай меня... Какой ты мужик, Таппый?
А у самого слезы задрожали на ресницах. Жалко друга своего, да и мать его жалко. Славный был у них отец. Не дрался никогда, спирту не пил. Работал много, только бедно все равно жили.
— Может, и неправда, что убили, — продолжал Назарка, — может, живой еще. Я, однако, пойду проведаю. А вы не плачьте. Зачем реветь! Ты, друг мой, большой уже, почему глаза мокрые?
Таппый кулаком растер по лицу слезы. Губы у него подергивало, хотя он и крепился. Он ведь тоже теперь в юрте за старшего.
— Жалко-о! — протянул он.
Назарка покосился на икону, подавил вздох и шагнул к двери, обитой сохатиной шкурой. Остановился, с тоской посмотрел на сникшего друга.
— Не надо реветь! Плакать всегда можно, — увещевал он, взявшись за скобу. — Я пошел к Павлу. От него приду, правду скажу. Врать не буду. Ты знаешь, Таппый, я врать не люблю!
Со вспыхнувшей искоркой надежды остались в юрте Назаркин дружок и его мать. Может, в самом деле жив их отец-кормилец...
Придя домой, Назарка оторопел: уткнувшись в платок, Марина громко всхлипывала. Худенькие плечи ее тряслись. К матери жались дочери.
«Отец... Неужели убили!.. Не может быть!» — растерянно подумал Назарка.
Он несмело подошел к матери и осторожно коснулся ладонью ее склоненной головы.
— Чего плачешь?
Мать из-за охвативших ее рыданий долго не могла вымолвить ни слова. Потом Назарка узнал следующее. К ним заехал Бёгёс, наслежный балагур и весельчак. Он три дня гостил в аласе Павла. От Бёгёса разило спиртом, он пошатывался и не сразу попадал трубкой в рот. Он заявил, что у Павла в живых половина людей осталась.
Марина с опаской осведомилась о муже.
— Убит как будто! — спокойно ответил Бёгёс, вынул из кармана бутылку и слил в кружку остатки спирта. — Не видел я его. Из вернувшихся всех почти видел, а Степана нет. Может, был где, а может, убит или раненый лежит... Народу полно там, спиртом торгуют.
Перепуганная Марина дождалась сына и со слезами на глазах собрала его в дорогу.
— Пойду, — дрогнувшим голосом произнес Назарка.
Он закинул за плечо ружье и отправился в путь. Шел Назарка, думал и никак не мог понять, что же происходит. Стоны, плач кругом.
«Война страшная! — с дрожью определил он, припомнив все виденное за день. — Много плачут от нее».
Чуть поскрипывал снег под размякшими на ходу подошвами торбасов.
В юрте становилось все холодней. В камельке едва заметно дотлевали угли. Темная, беззвездная ночь окутала землю. Марина сидела неподвижно, крепко обнимая присмиревших дочерей. Слова Бёгёса перепугали ее. Она уже решила, что муж погиб и никогда больше они не увидят его. Смахнув слезы, она низко опустила голову.