В тени двух богов
Шрифт:
Регин пожевал губами, подумал, ответил:
– Надо продемонстрировать нашу силу Сервиану, этому напыщенному павлину, пробившемуся в консулы благодаря Домициану. Я всегда был о нем невысокого мнения, хотя некоторые твердили о его уме, о неких выдающихся способностях. Пусть заранее знает, что Антонин будет на нашей стороне, тогда, возможно, не придется прибегать к давлению в Сенате, устраивать там войну. Наш Адриан не любит раздоров. Он хочет наслаждаться покоем в Тибуре, устав от путешествий и государственных дел.
Их беседу прервала рабыня, подошедшая из глубины атриума.
– Госпожа, к вам прибыли гости: сенатор Луций Юлий Сервиан и матрона
– Проводи их в триклиний, и скажи поварам, что пора обедать. – Домиция в нерешительности обратилась к Регину: – Я думаю, мальчиков пригласим позже. Пусть еще поиграют!
– Хорошо! – согласился прадед Марка.
Жаровня уже разогрелась. Пламя, плясавшее внутри, обжигало закопченные стенки, взвивалось жалящими язычками к небу. Марк подошел к источавшему жар железу, чувствуя обволакивающее тепло, запах горящего дерева. Бока жаровни приобрели малиновый оттенок; древесные угли высоко, почти до колен, выбрасывали языки пламени. Гай стоял рядом бледный, молчаливый, но полный решимости.
Ох уж эта гордость!
Удивление пополам с укоризной шевельнулось в душе Марка. Раньше он не придавал значения: хорошо это или плохо быть гордым. Наверное, для империи хорошо, ведь римляне не привыкли проигрывать в споре, а значит, гордость толкала их быть лучше, чем окружающие, становиться сильнее. Лучшими должны быть селения, города, их страна. Планка все время поднималась, заставляя совершенствоваться в этих усилиях. Но чем большее совершенство достигалось, тем больше приносилось жертв.
– Не надо, Гай! – примирительно сказал он. – Не надо мне твоей клятвы на огне. Если считаешь себя правым, значит ты прав.
– Нет! – порывисто повернулся к нему Викторин. – Ты мне не веришь, а я докажу.
Он протянул руку к огню, но до конца не решался сделать последний шаг. Медлил, смотрел как завороженный на высокое пламя. «Вот глупец!» – подумал Марк. Он решительно подошел к приятелю, и с силой схватив за плечи, оттащил от опасного места.
– Прекрати! Ведешь себя как мальчишка. Мы уже взрослые! Наш великий император сказал, что в следующем году я получу тогу гражданина.
Фусциан и Бебий Лонг с видимым облегчением тоже присоединились к Марку. Они обняли Викторина за плечи, и повели дальше, к начертанному треугольнику, возле которого лежали маленькие мячи, набитые волосом.
Игра была еще не закончена.
В триклинии жена сенатора Тита Антонина, которую все звали Фаустиной старшей, чтобы не путать ее с дочерью Фаустиной младшей, опустилась на ложе возле Регина и Луция Сервиана. Ложе Домиции Луциллы было рядом, чуть правее. Вообще-то этикет не дозволял женщинам возлежать рядом с мужчинами – это было не совсем прилично. Обычно они садились на стулья. Но республиканские времена канули в лету, а в наступившую эпоху принцепсов старые общественные традиции были оттеснены в пользу женских свобод.
Фаустине миновало тридцать пять. Ее приятное лицо выделялось гладким матовым цветом кожи. Черные волосы были уложены в высокую башню. Голову, пальцы руки, запястья и шею она украсила разнообразными кольцами, браслетами и цепочками из золота и серебра. Прическу ее венчала алмазная диадема – Фаустина любила дорогие побрякушки.
Она казалась доброй, покладистой матроной, со спокойным нравом. Тем не менее, приятное выражение лица время от времени портило едва уловимое высокомерие, проявлявшееся в излишне поднятой тонкой брови, когда она кого-то слушала,
Перед каждым из гостей был поставлен небольшой столик с бронзовой столешницей на деревянных резных ножках, на который слуги приносили всякую еду, изготовленную искусным поваром Домиции. В большие кубки подливалось вино, по обыкновению, разбавленное. У выхода в триклиний устроился кифаред, наигрывающий незнакомую мелодию и негромко поющий песни на греческом языке. Под эти меланхолические звуки и протекала беседа.
Начали с тетрафармакона – любимого блюда Адриана. Оно состояло из фазана, окорочка, свиного вымени и хрустящего пирожка – Домиция дала особое указание повару, зная, что Фаустине нравится это кушанье.
– У тебя, дорогая Домиция, прекрасный повар! – похвалила Фаустина. Она брала больше куски пищи и с аппетитом ела, после каждого блюда полоща пальцы в душистой воде, подаваемой рабом в небольшой чашке. Она любила хорошо поесть, что замечалось в появившемся втором подбородке и начавшей полнеть фигуре.
– Я всегда рада угодить гостям, особенно в таком непритязательном деле, как кушанья, – Домиция бросила взгляд на Регина и Сервиана. Те тоже ели, отдавая дань гостеприимству хозяйки, но без особого аппетита. В старости еда не доставляет такого удовольствия как прежде, когда увлекают женщины и пиры. А теперь что им осталось, старикам? Только термы, горячие и прохладные ванны, живительные источники в Байях 27 , и, конечно, политика.
27
Байи – курортное место в древнем Риме.
Они еще не начали того важного разговора, ради которого собрались.
В сущности, вопрос подачи воды в дома отдельных сенаторов, поддерживающих Сервиана, дело вторичное. Главное состояло в другом: установить кто более влиятелен, кто более могуществен, к кому прислушается Адриан.
– Значит, Регин, ты считаешь, что уважаемые патриции не достойны той же милости, тех же удобств, какие есть и у других семейств, – неожиданно начал Сервиан, искоса поглядывая на Фаустину. – Разве они не такие же, как Валерии, Юлии или Марции?
Регин усмехнулся. «Мяч брошен!» – пришло ему вдруг сравнение с тригоном, игрой, которую он только что наблюдал. «Придется вернуть».
– О, боги нет, Луций! – он произносит слова подчеркнуто спокойно, любезно улыбаясь. – Я всегда стоял за справедливость. Но, позволю заметить, не у всех достопочтенных мужей Сената подведена вода к городским домам, и я не понимаю, зачем она? Ведь почти все живут на виллах, где вода есть, как здесь у Домиции и у меня по соседству.
– Эта вода нужна в инсулы 28 , которые находятся в собственности сенаторов. Например, Валерий Гомулл, – здесь Сервиан делает паузу со значением, – особенно нуждается в таком улучшении, у него ведь три инсулы, в которых сдаются квартиры многим жителям города.
28
Инсула – многоэтажный дом в Риме.