В тени Канченджанги
Шрифт:
— Панове, погода такая неустойчивая, валит снег. Вы промокнете! — пытался я заставить их отказаться от своего намерения.
Еще только час дня. Мы хотим разведать дорогу выше. Возможно, укрепим перила на небольшом отрезке. Жаль время терять! — Войтек хлопнул меня по плечу.
Может, вам нужно помочь? — Втайне я надеялся, что он ответит отказом.
Нет, — разгадал он мои тайные надежды. — Двоих достаточно.
Подошел Вальдек.
— Кто еще идет с нами? — спросил он.
Юзек и Рубинек не выказали желания.
— Нет, нам надо разбить
Сверху наплывали туман и холод. Видимость сделалась минимальной, очертания сераков рядом с лагерем исчезли. Растаяли во мгле и наши парни, доносились только отзвуки их голосов, мерное позвякивание карабинов и крючьев. Внизу еще видна была грань Белой Волны, перевал с желтыми пятнами палаток, а прямо под ногами — белая поверхность плато, взрыхленная кое-где гигантскими разрывами трещин.
Вскоре и эту картину заволокло туманом. Стало ужасно холодно. Рубинек давно уже укрылся в японской палатке, Юзек забился в «турню». Нам тоже пришлось заняться установкой палатки.
Некоторое время мы с Весеком расхаживали, подыскивая подходящее место, и наконец выбрали точку на склоне, чуть повыше японской палатки.
— «Турню» с одной стороны заслонит «японец»!
Усталость и холод всегда вызывают нежелание работать.
Мы переступали с ноги на ногу, чтобы разогреться, неловко ковыряя склон ледорубами. Снег был глубокий, но твердый. Ветер навевал со склона вниз груды снега, мгновенно засыпая вырытые нами ямы. Только около пяти мы управились с площадкой и установили «турню».
Надвигались сумерки. Солнце, которое до этого пробивалось сквозь туман, должно было уже спрятаться за горами. Воцарился ощутимый мороз. Снегопад продолжался.
Весек влез в палатку, снял ботинки, я подал ему рюкзак и с нетерпением ждал своей очереди. Он укладывал матрасик, а я тем временем нагребал снег возле рукава палатки.
— Весек, снег для чая по левую сторону. Помни, не перепутай, если надумаешь ночью выходить! Можно забираться?
— Нет, погоди еще.
Снова воцарилась тишина, нарушаемая только звуками какой-то возни и сопением Весека.
— Чёрт возьми, я продрогну до костей! Поторопись!
— Минуточку!
— Можно? — Я нетерпеливо поколачивал ногой об ногу, согревая пальцы.
— Давай!.. Но у нас почти нечего есть. Пойди к Юзеку и Рубинеку, раздобудь какой-нибудь суп и чай.
Я направился к палатке Юзека.
— Юзек!
Никто не отзывался.
Я раздвинул незашнурованный вход. В полумраке, за грудой в беспорядке раскиданных, запорошенных снегом верёвок я увидел фигуру в полулежачей позе.
— Ты спишь?
— Нет, не сплю. Просто мне холодно, — буркнул он.
— Одолжи чаю.
— У нас, кажется, нет ничего съестного…
У Рубинека гудела бутановая горелка. Голубая палатка подсвечивалась пламенем бутана.
— Чай? Прошу, — он протянул мне пачку.
Я возвратился в палатку. Медленно укладывался в спальном мешке, растирая ноющие от
Мы по очереди занимались приготовлением еды, перебрасываясь замечаниями о том, что нас ждет. Сегодня мы поднялись выше, чем в предыдущий раз. Дело пошло неплохо, несмотря на тяжелые рюкзаки. Завтра мы заложим лагерь IV, а оттуда начнется альпийский штурм. Для нас он начался именно сегодня: мы все время тащили палатку, а завтра нам предстоит свернуть ее и забросить еще выше. Но, несмотря На подобную нагрузку, мы оба чувствовали себя превосходно. Бородатая физиономия Весека светилась улыбкой, и мы не испытывали никаких опасений, никакого страха перед решающими днями.
Со стороны соседних палаток донеслись голоса Войтека и Вальдека, потом возбужденные, возмущенные восклицания последнего.
— Что там, чёрт подери, происходит? — Мы замолчали, вслушиваясь.
Несколько минут продолжались эти непонятные для нас упреки, потом послышались шаги. Кто-то с силой ударил по оттяжкам палатки, и в раздвинутом рукаве показалась усталая, пылающая гневом физиономия Вальдека.
— Марек, дайте что-нибудь пожевать! Я чертовски голоден, — резко произнес он.
— У нас еще ничего не готово… Только суп вот-вот сварится… Хочешь сухарь? — Я не знал, как его успокоить.
— И вы ничего не приготовили? — Он был вне себя от возмущения. — Так что же, чёрт возьми, тут происходит? Целый день вкалываешь, а ни один из вас даже задницы не поднял, чтоб что-то сварить. Я просто лопну от ярости — Юзек лежит в палатке, у Рубинека ничего нет! Дайте по крайней мере банку консервов, я сам о себе позабочусь!
— Но у нас и консервов нет. Вся жратва, которую принесли снизу шерпы, у Рубинека.
— Ну, чёрт подери, меня сейчас хватит удар! Ведь и тот твердит, что у него нечего есть! — Он подался назад.
— Постой! Сейчас суп поспеет!
Но Вальдека уже и след простыл.
Вальдек:
«Для меня это был, пожалуй, самый мучительный, возможно, самый тягостный день! Я разбил защитные очки, ты сам знаешь, что это значит в горах, и это меня подкосило. Кроме того, мы с Войтеком долго работали, не имея ни крошки во рту. Возвращались в лагерь уже затемно, при густом снегопаде, окончательно вымотанные. В палатке — бардак, Юзек лежит, развалясь, посредине, мне даже лечь негде. Готовить он и не начинал. Так, может, Рубинек? Ну где там!.. Тогда вы? И у вас ничего! Я страшно возмутился. Почувствовал себя просто обманутым. Мы надрывались целый день, а явились в лагерь — оказывается, все вы уже в спальных мешках и никто из вас не потрудился хоть что-то сготовить! Может, я был слишком вспыльчив? Но мне хотелось побудить вас к какой-то активности».