В тишине забвения

Соланж Тиана

Я тяжело вздохнула. Нам с отцом никогда не понять друг друга. Его никогда не интересовало, чего хочется мне. Он помешан на своей фирме, своих финансах, сделках, переговорах… А я ненавижу цифры! Я всегда хотела петь — это моё призвание!

Впрочем, я знала, что отец не поймёт меня и не одобрит мой выбор. Так было всегда, это касалось даже моих друзей. Папа просто выбирал их за меня. Ему хотелось, чтобы я дружила с детьми «нужных» людей.

Он никогда не понимал маму и не хочет понимать меня. Для него мы всегда были, есть и будем приложением к его жизни. Ему всё равно,

что я чувствую, чего хочу…

Мрачная картина, не правда ли?

Порой я злюсь на себя за это. Я могу его понять…

Отец всю жизнь стремился обеспечить нас всем, что нужно. Он вырос в простой семье, где порой не было лишних денег на сладости и вкусную еду. Поэтому он стремился к хорошей жизни. Поэтому он пропадал сутками на работе, отказывая своей семье во внимании. Особенно страдала мама. Потом она не выдержала и ушла, ушла от одиночества в красивую жизнь. Мне было лет шесть или семь. Для ребёнка этого возраста интересно проживать весело жизнь, не задумываясь о будущем. Мама была актрисой и часто ездила на гастроли, естественно, что ни о каком постоянном месте жительства говорить не приходилось. Но она была великолепной актрисой, могла устроить спектакль на пустом месте.

А потом отец забрал меня у неё, посчитав, что семилетнему ребёнку не место за кулисами. Мама уехала за границу и там вышла замуж. Больше мы с ней не встречались. Печально…

Отец замкнулся в своём крохотном мире, куда мне было запрещено входить. Потом два покушения на его жизнь, попытка развала его «детища», любимой фирмы. И всё! Он ожесточился и отвернулся от мира и… от меня тоже.

Мы не вели задушевных бесед, редко встречались. Несколько раз в период взросления я пробовала «бастовать», делала бессмысленные поступки, пытаясь обратить на себя внимание, но потом увлеклась пением.

Я училась в закрытом интернате для девочек, где был кружок пения. Отцу было всё равно, лишь бы я не связалась с дурной компанией, и не стал мне запрещать посещения кружка.

Мой голос, красота и буйный нрав, так называл это отец, достались мне от матери. От отца мне достались скрытность и аналитический ум. Мои подруги «неслись» навстречу приключениям, порой не думая о последствиях, они влюблялись, флиртовали. А тем временем я обдумывала каждый шаг, просчитывая ситуацию наперёд. В итоге к двадцати годам я так и не накопила нужный опыт общения с людьми, не говоря уже о противоположном поле.

Мне было страшно вступать во «взрослый мир». Теперь отец мечтает меня видеть меня в своей фирме, по меньшей мере, финансовым директором.

А я хочу петь на сцене!

Поэтому поступление в консерваторию — это ещё один протест против деспотизма моего отца. Он решил сделать мою жизнь просто невыносимой. Это надо же, приставил ко мне телохранителя. Видите ли, его беспокоит моя безопасность. Да эта гора мышц больше похожа на цепного пса!

Почему возмущаюсь?

Он всюду ходит со мной. Мои друзья боятся подходить ко мне, когда видят его за моей спиной.

Рост почти два метра, широкие плечи… Лицо — абсолютно непроницаемая маска, ни одной эмоции. А глаза! Синие льдинки, от взгляда которых душа уходит в пятки.

Хотя…

Иногда в них мелькает какой-то необычный огонёк, когда он смотрит на меня. Я часто задумываюсь над этим. Но порой он просто невыносим!

Я посмотрела на отца из-под опущенных ресниц. Он хмурится, а это недобрый знак.

— Папа, я буду учиться там, где пожелаю,- мягко произнесла, стараясь, чтобы всё-таки он услышал то, что мне необходимо.- И ещё, убери от меня этого Цербера. Я больше не могу появляться вместе с ним. Меня же люди боятся!

— Хорошо, моя девочка, я сделаю это,- притворно сладко, произнёс отец.

Моя девочка?! — так он никогда ко мне не обращался. Что он задумал?- недоумевала я, хмуро глядя на него.

Отец тут же всё прояснил:

— Ты переведёшься в другой институт.

— Опять?- вскочила я с места. — Как ты не поймёшь, это моя жизнь! Я буду делать с ней всё, что пожелаю…

— Прекрасно!- не выдержал отец, теряя терпение. — Крутись на сцене, зарабатывая деньги телом. — «Господи, говорит обо мне, как о проститутке»,- оскорбилась я, но вида не подала.- Всё, я умываю руки в твоём воспитании,- продолжал он, вставая со своего кресла. Только знай, что я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе. И ещё я собираюсь участвовать в выборах губернатора области, мне не нужна дочь-вертихвостка. Веди себя скромнее и не афишируй наше родство. Мне хватает проблем с твоей матерью.

Я побелела от этих слов.

— Что ж, с этого дня я могу считать себя сиротой?- тихо спросила я отца.

— Не нужно устраивать сцен,- устало махнул он рукой.

— Как будет угодно,- как можно холоднее произнесла я, стараясь придать голосу не хватающей твёрдости.- Женись на своей политике и будь счастлив, папа… Ах да, простите, Виктор Николаевич.

— Устраивать драмы на пустом месте ты научилась у матери, — попытался уязвить меня отец, но слушать его я не стала.

Я вышла из его кабинета и на прощание громко хлопнула дверью, хотя понимала, что это некрасиво.

В конце коридора стоял Алексей, мой охранник, и лениво перелистывал какой-то журнал.

— Какие будут указания, Анастасия Викторовна?- спросил он, глядя мне в глаза.

— Никаких!- сорвалась я, но тут же мой гнев остыл. Я всегда презирала людей, которые срывают своё раздражение на подчинённых, да и просто на других людях. Выходит, я ничем не лучше их. Я тут же извинилась перед ним.

На секунду мне показалось, что в его глазах мелькнуло понимание, но они снова превратились в льдинки.

— Ты же, вероятно, слышал мой разговор с отцом…

— У меня нет привычки подслушивать, особенно разговоры своего начальника, — сухо обронил он.

— Ну, извини,- покраснела я почему-то,- только мне ясно дали понять, кто я теперь, поэтому мне больше не нужен охранник. Так что ты свободен!

— Я выполняю приказы вашего отца,- спокойно произнёс он и пошёл следом за мной.- И пока он не дал мне другого указания, я буду сопровождать вас.

— Ну, так зайди к нему и получи новый,- взорвалась я и оттолкнула его руку, которую он протянул, чтобы помочь мне спуститься с лестницы.