В третью стражу. Трилогия

Намор Александр

Они пригубили шампанское и снова посмотрели друг на друга. Шелленберг ведь был достаточно умен, чтобы понять, Себастиан появился здесь и сейчас не без причины.

– В сущности, вы правы, - кивнул Баст.
– Я говорящая голова нашего обожаемого шефа.

– Говорите, Себастиан, - чуть улыбнулся Шелленберг.
– Я... я умираю от нетерпения. Верите?

– Верю. Задание...
– Баст взял Шелленберга под локоть и увлек на балкон. Здесь было холодно и сыро, но не было лишних ушей.
– Подробности завтра, в секретариате. Но главное - сегодня, и не спрашивайте

меня, ради бога, почему группенфюрер передает этот приказ через меня. Будет желание, спросите. Не будет - оставим как есть.

– Договорились.

– Ну, вот и славно, - Баст затянулся и выбросил окурок в пепельницу, установленную на высокой бронзовой треноге, словно это и не пепельница вовсе, а храмовый светильник.
– Вы едете в Рим, Вальтер. Как вам нравится такая идея?

– Пока нравится, - с улыбкой, за которой пряталось нетерпение, ответил Шелленберг.

– Там встретитесь с главой Службы Военной Информации генералом Роатта.

– Марио Роатта?
– переспросил Шелленберг.

– Не знаю его имени, - пожал плечами Шаунбург.
– Но первый разговор у вас состоится с генералом, а затем вы будете иметь дело с теми офицерами его штаба, кого он вам укажет. Кроме того, вам придется работать и с людьми из "Отдела Е" службы специальной информации морского флота.

– Цель?
– Шелленберг тоже выбросил окурок.

– Не стойте ко мне слишком близко, - усмехнулся вдруг Баст.
– У меня плохая репутация, могут, бог весть, что подумать.

– Я занимался вашей репутацией, - без тени улыбки ответил Шелленберг.
– Искренне рад сообщить вам, что ничего, кроме глупостей, в вашем прошлом не обнаружено.

– Спасибо, Вальтер.

"Так вот откуда ветер дует. А я-то гадал, почему я?"

– Итак?

– Ваша цель - сионисты.

– Кто?
– явно опешил Шелленберг.

– Сионисты! Сионисты - это...
– Баст сделал вид, что удивился.

– Да, знаю я, кто это, - отмахнулся Шелленберг.
– Я только... Впрочем, шефу виднее. Что я должен с ними сделать?

– Помочь правым сионистам в Палестине. Но, разумеется, руками итальянцев. Нам - по многим причинам - впрямую светиться там не следует. Мы работаем с арабами, а с евреями пусть работают итальянцы. Тем более, там рядом... Через море - рукой подать.

– Но в Палестине англичане, - возразил Шелленберг.

– А в Ливии итальянцы. И наш интерес всунуть ногу в эту дверь раньше, чем она захлопнется и так глубоко, как получится.

– Понимаю, - кивнул Шелленберг.
– Понадобятся деньги...

– Подробности вы узнаете завтра, - на этот раз сигареты достал Шаунбург.

Ему было очень непросто вести этот разговор, ведь идею начать разыгрывать еврейскую карту подбросил Гейдриху он сам, имея в виду темные слухи об имевших уже место попытках установить контакты с сионистами в 1933 или 1934 году. Но тогда ничего из этого не вышло, и не случайно. Ну, о чем, кроме всякой ерунды, могут говорить официальный расист и левый социал-демократ еврей?! Сейчас же Баст начинал крайне рискованную игру на тактических интересах сторон,

безусловно не зная, - "И кто, скажите на милость, может такое знать?" - к чему приведет этот его во всех отношениях безумный план.

– Подробности вы узнаете завтра, - сказал Баст, протягивая Шелленбергу портсигар.
– Но, разумеется, нашим контрагентам по ту сторону моря нужны будут деньги и оружие.

– Деньги и оружие, - кивнул Шелленберг, беря сигарету. Судя по всему, он уже обдумывал детали будущей операции, которая, учитывая характер самого Шелленберга, могла привести к весьма нетривиальным результатам.

– И еще кое-что...
– Баст тоже взял сигарету, прикурил от предложенной Шелленбергом зажигалки и продолжил:

– Во Флоренции учится сейчас некто Авраам Штерн. Не знаю, что он изучает, но думаю, его нетрудно будет найти, так как в тамошнем университете вряд ли много докторантов вообще и из Палестины в частности. Нам этот еврей интересен не сам по себе, а тем, что он близко знаком с Авраамом Техоми. Этот Техоми - именно тот, кто нам нужен. Один из лидеров их военной организации и политически тяготеет к правым сионистам, так называемым ревизионистам. Попробуйте создать нам канал приватной связи, и... Впрочем это теперь ваша работа.

– Продолжайте, - улыбнулся Шелленберг, явно уже предвкушавший самостоятельную операцию за границами Рейха.
– Я, честное слово, не обижусь.

– Я бы подкармливал этого Техоми оружием и деньгами отдельно ото всех остальных. Но... Не обижайтесь, дружище, это всего лишь мысли вслух. Игра ума. Не больше. Но мне кажется, что с этими людьми следует проявлять предельную осторожность. Их нельзя вербовать и принуждать. В этом смысле они очень похожи на нас. Их ведет идея, понимаете? Идеалисты и националисты... Вам это ничего не напоминает?

***

В начале одиннадцатого позвонила Вильда. Оставалось гадать, откуда ей стало известно, что муж вернулся в Берлин и живет на своей старой - холостяцкой еще - квартире на Доллендорф штрассе. Не знала. Не должна была знать. Но узнала. Бах навеял, или птичка на хвостике принесла, или Гейдрих - "Вот гад!" - решил развлечься за чужой счет.

– Баст...
– даже притом, что качество телефонной связи оставляло желать лучшего, голос Вильды взволновал не на шутку.

"Однако..."

Оказывается, если смотреть в прошлое глазами немецко-фашистского шпиона, многое оставалось за кадром. Доминировали, так сказать, особенности "чужого" восприятия. Но сейчас, стоило Олегу услышать голос жены - "Не моей жены!" - как перед глазами возник "объективный" образ Вильды. Он ее "вспомнил" - вот в чем штука. И не просто вспомнил.
– Олег ведь и раньше, в общем-то, знал о ее существовании, - а во всем великолепии весьма убедительной красоты и молодости. Но рассматривал он ее сейчас словно сквозь линзы и светофильтры некоего сложного оптического прибора - прямиком из лаборатории очередного "сумасшедшего профессора", немца и фашиста, разумеется - смотрел, угадывая и открывая заново незаурядный женский образ, и дивился тому, что ничего