В третью стражу. Трилогия

Намор Александр

– Четверть часа назад была, - беря себя в руки, ответил на вопрос Баст и потянулся за сигаретами.
– И я не вижу причин, почему бы ей вдруг исчезнуть.

– Вы, баварцы, -

зеленые глаза хитро блеснули из-под подола, и платье наконец летит на спинку кресла.

– Слишком шумны и темноволосы, -

е

ще один "проникающий до печенок" взгляд, и начинается

хитро

выстроенная пантомима: "Освобождение

от чулок"

.

– И к тому же католики... Какие же вы немцы?
–

л

евый чулок медленно скользит к тонкой лодыжке, а за глазами Баста следит хитрый, как у Рейнеке-лиса

, глаз австрийской баронессы.

– Скажи, Баст, может быть вы - итальянцы?

– И это говорит женщина, девичья фамилия которой Кински?
– "Главное не захлебнуться слюной!" - А кстати! Куда ты подевала мою верную супругу?

– У Вильды, видишь ли, разболелась голова, - самым невинным тоном объяснила Кайзерина и принялась за правый чулок.
– Я отправила ее спать в мой номер.

"Она

отправила

... М-да..."

– Как тебе это удается?
– Баст был искренне поражен манипулятивными способностями "кузины".

– Удается, - взгляд ее на мгновение стал серьезен, но только на мгновение. И не будь Баст тем, кем он был, мог бы и усомниться: "а был ли мальчик?"

"Был", - твердо решил он, но взгляд красавицы уже изменился, и следующей "жертвой" процесса стала шелковая сорочка.

– Потрешь мне спинку?

– Не стоит, - покачал головой Баст.
– Это же сельская гостиница, Кисси. Ты видела, какого размера здесь ванные комнаты?

– Да?
– с сомнением в голосе произнесла Кайзерина и "в задумчивости" расстегнула бюстгальтер.
– Тогда, наверное, не надо...

***

Зато у Фогельвейзенов - в "новом доме", поставленном в середине девятнадцатого века близ живописных "руин" принадлежавшего их предкам "разбойничьего логова" - была устроена настоящая "русская баня". Покойный барон служил еще при кайзере в посольстве империи в Петербурге и вывез из России не только меха и серебро, но и стойкую любовь к банным забавам. Во всяком случае, на взгляд Баста, их "ban'ja" выглядела вполне аутентично, но, если он и "потер кому-нибудь спинку", то этим кем-то была его собственная супруга. Не то чтобы Шаунбург возражал, - отношения с Вильдой чем дальше, тем больше становились похожи на "человеческие" - однако Кайзерина к этому времени окончательно заняла в его уме и сердце положение единственного и непререкаемого авторитета. Как так вышло? Он, впрочем, об этом и не задумывался, почти полностью потеряв за прошедшие месяцы способность к рефлексии. Теперь он думал "короче", хотя чувствовал -

видит бог

– "больше и глубже". Такая вот негегельянская диалектика.

А после бани, хозяева пригласили на "кофе с ликерами", и разговор - не Баст его инициировал, но таким поворотом беседы был вполне доволен - зашел о последних событиях в Чехословацкой республике.

– Если бы вы видели то, что видел я, - Вольфганг Шенк, зять хозяина дома, оказался

весьма эмоциональным и легко возбудимым субъектом, но он знал, о чем говорит, и за это ему многое можно было простить.
– Если бы вы только видели, Себастиан! В Кульмбахе и окрестностях мы развернули пять временных лагерей для беженцев. Люди уходят из долины Егера в чем были, без денег и вещей...

– Это их выбор, Вольфганг, - а вот Матиас, шурин герра Шенка, более сдержан.
– Их никто не заставлял бежать с родины. Они ведь там всегда жили...

– Но не всегда были меньшинством, - возразила Кайзерина, с благодарной улыбкой принимая поднесенный Бастом огонёк.
– Как подданные австрийской империи они принадлежали к правящей нации. Но в восемнадцатом году...

– О, да! Восемнадцатый год, - Клаудиа фон Фогельвейзен перевела взгляд на окно гостиной, словно ожидала увидеть там трагические картины прошлого.
– Вы, молодежь, даже представить себе не можете, что мы пережили, когда рухнули устои, и под руинами двух империй исчезла наша прошлая жизнь. Вы были слишком малы...

"Н-да, вишневый сад..."

– А с той стороны что-то есть?
– спросил Баст вслух и пыхнул сигарой.

– Рейхенберг еще держится, - ответил Вольфганг.
– А из Егера и соседних городков отряды фрайкора ушли в горы, но если чехи не прекратят творить насилия, наверняка последует новый взрыв.

– Не думаю, - покачал головой Матиас.
– Люди напуганы... Если они уходят в Германию, значит не верят, что что-то еще можно сделать.

– Почему же мы не вмешиваемся?
– спросила Петра - жена Матиаса.

– Потому что чехи сильнее, - пожал плечами Баст.
– Сейчас они сильнее, - объяснил он удивленной его словами Вильде.
– У них не было ограничений...

– Вчера в Рейхстаге выступал рейхсканцлер...

– Баст сразу же обратил внимание, что Матиас не называет Гитлера по имени, и фюрером не называет тоже.

– И хотя он был весьма красноречив, по сути, его выступление сводилось к констатации простого факта: мы ничего не можем, а другие - прежде всего англичане - ничего для нас, немцев, делать не хотят. Не говоря уже о французах.

– Да уж, Матиас, лягушатники очень болезненно отреагировали на нашу попытку денонсации Локарнских соглашений, - напомнил Баст.
– Возможно, Судеты, как и щелчок по носу "цыганскому капралу" в Рейнланде - это наша плата за возвращение Саара.

– Возможно... но согласитесь, Себастиан, как все это не вовремя.

– Да, - кивнула Кайзерина, только что пригубившая ликер из хрустальной рюмки.
– Им бы стоило подождать пару лет, и все могло бы случиться по-другому.

– Но история не знает сослагательного наклонения, - улыбнулась Кайзерине Вильда.
– Ведь так?

– Как знать, - загадочно улыбнулась в ответ Кейт.
– Как знать... Но вот мне по-настоящему любопытно: что такое вдруг случилось, что наши братья в Судетах так воспламенились?!

– Как, Кайзерина!
– Баст даже головой покачал от удивления.
– Разве ты не знаешь? Все это из-за покойного Генлейна.

– Но чехи утверждают, что его убили вы, немцы, - надменно подняла бровь Кейт.