В третью стражу. Трилогия

Намор Александр

РККА,

комбрига

Андрея

Никонова

(отрывок)

"...Маневренная группа Павлова была создана на базе 4-й мехбригады. Кроме подразделений самой бригады в группу были включены 1-й и 25-й отдельные танковые батальоны стрелковых дивизий

корпуса, а также два стрелковых батальона 3-го стрелкового полка. Пять танковых батальонов составляли ударный кулак группы, который прекрасно дополняли три стрелковых батальона, полностью обеспеченные автотранспортом. Для этой цели командование корпуса передало группе треть приданных корпусу испанских грузовых автомобилей..."

2.

Степан

Матвеев,

деревня

Пелабраво

(в

семи

километрах

от

Саламанки),

Испанская

республика,

23

– 24

декабря

1936

Комнатка богатого деревенского дома, где заперли Матвеева, - маленькая, но трогательно-чистенькая, почти игрушечная, - наводила на грустные мысли. Небольшое окошко со стеклами в частом деревянном переплёте, узкая - "девичья" - кровать, небольшой стол и единственный табурет, непременное распятие на побеленной стене - всё располагало к молитве, размышлениям о бренности сущего и неспешному прощанию с окружающим миром перед неизбежным переходом в мир иной.

"И дёрнул же меня чёрт не поверить проводнику и выехать на шоссе! Pobrecito!
– Степан, сам того не замечая, начал ругаться по-испански.
– Loco! Идиот недоверчивый! А Мигель тоже хорош... был... бедолага".

Когда проводник понял, что англичанин хочет выбирать дорогу сам, - обиделся, козел, пересел на заднее сиденье и замолк, надувшись, как мышь на крупу. Ни слова не сказал, когда Степан свернул не налево, к Кальварассо-де-Аррива, а направо, в сторону Кальварассо-де-Абахо. Впрочем, и смерть принял также молча, лишь плюнул в лицо командиру республиканского патруля перед выстрелом... Герой...

С самого начала всё указывало на то, что поездка, а по сути - бегство из Мадрида, лёгкой не будет. Первым "звонком" стала внезапная болезнь здорового как бык Теодоро, выделенного "в помощь" лондонскому журналисту Майклу Гринвуду

заинтересованными

людьми,

и

исполнявшего обязанности водителя, охранника, да что уж теперь скрывать подозрения, - и соглядатая, то ли от СИМ, то ли от СИГС. "Тэда" заменили на Мигеля, не умевшего водить автомобиль, зато известного полковнику де Рензи-Мартину чуть ли не с албанских времён. Было и ещё несколько мелких, - похожих на случайности, -

штришков

... не простых, многозначительных... во всяком случае для профессионала, коим Гринвуд себя не без оснований считал.

"Ага, а в новых обстоятельствах могу перестать им быть. По причине безвременной кончины, так сказать, от рук "кровавосталинской гэбни", - мысли, столь же невесёлые, сколь и неоригинальные, не отпускали Матвеева, заставляя раз за разом прокручивать в памяти события последних часов. Сетовать, однако, он мог только на отсутствие маниакальной подозрительности, так и не ставшей неотъемлемым свойством его характера.

"Паранойя, паранойя, а я маленький такой..." - пропел про себя Степан, в очередной раз и опять совершенно неосознанно перейдя мысленно на русский.

Ну и что с неё толку, - в смысле, с паранойи, - если хозяин не желает прислушиваться к голосу "пятой точки"? Хорошо, что там же, на обочине дороги, не расстреляли вместе с Мигелито. Сразу. Попытались для начала проверить документы у "подозрительного сеньора", плохо говорящего по-испански, одетого более чем странно, и путешествующего в компании явного контрреволюционера. Хоть и не поверили, но протянули время. А потом...

"Потом - не успели".

Ужасно хотелось курить. "Сил терпеть просто нету сил, - каламбурчик неудачный", - подумал Степан, но об "выйти на крылечко" не могло быть и речи. Поэтому, плюнув на отсутствие пепельницы и на окно, добросовестно заколоченное: острия здоровенных гвоздей, блестящие, ещё не тронутые ржавчиной, были загнуты в оконной раме со стороны комнаты, - Степан вырвал из блокнота чистый лист, свернул фунтик, какими пробавлялся в молодые годы в неприспособленных для курения помещениях, и потянулся к портсигару.

***

Несколько часов назад машину Матвеева остановил патруль республиканской армии, состоявший, судя по кокардам на пилотках, из каких-то анархистов. Поначалу ситуация показалась Степану рутинной: мало ли за последние месяцы в Испании его останавливали и требовали, чаще всего на малопонятном языке, лишь по недоразумению считавшимся всё-таки испанским, предъявить документы. Однако очень быстро, едва ли не мгновенно "проверка на дороге", словно в ночном кошмаре, переросла в нечто решительно ужасное.

Один из патрульных, щуплый, прихрамывающий коротышка, вдруг - пулемётной скороговоркой выплёвывая слова - закричал, обращаясь к командиру, и начал весьма недвусмысленно тыкать пальцем в невозмутимо сидевшего в машине Мигеля,. Степан понял с пятого на десятое, но и от этого немногого - волосы встали дыбом, что называется, не только на голове.

– Это он!
– кричал боец, сдёргивая с плеча слишком большую для него винтовку с примкнутым штыком.
– Я узнал его! Хватайте этого... товарищи! Это жандарм... пытал... убил... враг!