В твоих пылких объятиях

Мур Маргарет

Глава 12

– А вот и леди Доверкорт! Как чудесно вы сегодня выглядите! – воскликнул мистер Седжмор, устремляясь навстречу Элиссе и Ричарду, которые в эту минуту входили в просторный холл его загородного дома.

Подобно покойному Уильяму Лонгберну, Седжмор полностью перестроил купленное им имение. Вернее сказать, он построил большой дом заново, срыв до основания тот, что перешел ему от прежних хозяев. Фасад нового здания был украшен модными колоннами в стиле классицизма и столь же модным портиком. На крыше дома красовались высокие каминные трубы, сложенные из кирпича, а холл и комнаты были изукрашены

резьбой и лепниной.

– Ваш покорный слуга, милорд, – сказал Седжмор Ричарду, когда они обменялись церемонными поклонами.

– К вашим услугам, сэр, – ровным голосом приветствовал его сэр Блайт.

Хотя Ричард и улыбался, на лице его было все то же высокомерное выражение, которое Элиссе впервые довелось увидеть, когда Ричард проплывал мимо нее на лодке.

Хотя высокомерие супруга вызывало у нее известное раздражение, она не сказала ему ни слова и, положив руку на сгиб его локтя, проследовала вместе с ним в большую гостиную, облицованную панелями из мореного дуба. В гостиной на стенах висели многочисленные портреты неизвестных Ричарду и Элиссе леди и джентльменов, которые, судя по всему, являлись предками достойного мистера Седжмора. У людей на портретах было одинаковое кислое выражение лица – казалось, все они страдали от хронического запора.

Взглянув на толпу гостей, Элисса поняла, что мистер Седжмор пригласил на обед всех, кого в округе Оустона можно было хотя бы с натяжкой причислить к благородному и обеспеченному сословию.

Как только Элисса и Ричард вошли в гостиную, разговоры, словно по мановению волшебной палочки, прекратились и в просторном помещении воцарилась мертвая тишина. Все гости, как один, повернулись к двери, чтобы взглянуть на молодую хозяйку Блайт-Холла и ее нового мужа.

Элисса думала, что ее торжественный выход к гостям в большом зале Уайтхолла станет первым и последним событием такого рода в ее жизни. Выяснилось, однако, что и здесь, в провинции, ее появление может быть обставлено пышно и торжественно. Элиссе стало не по себе.

Она подняла глаза на мужа и пришла к заключению, что на него окружающая обстановка удручающего впечатления не произвела. Он с горделивой улыбкой поглядывал по сторонам, воспринимая всеобщую почтительность и то повышенное внимание, которым их окружили, как нечто само собой разумеющееся.

Элисса не знала, о чем думал в эту минуту Ричард, но у нее сразу появилось ощущение, что в этот вечер все сложится совсем не так, как ей бы того хотелось.

И не по тон только причине, что все находившиеся в зале женщины принялись разглядывать Блайта с таким усердием, что можно было подумать, будто им прежде никогда не доводилось встречать мужчину. В конце концов, объяснить восхищенные взгляды дам было нетрудно: высокий и красивый Ричард, затянутый в черный бархатный костюм с белым кружевным воротником и манжетами, выглядел величественно и казался единственным в этой гостиной прирожденным дворянином и вельможей. К тому же все знали, что он был принят при дворе, а этим собравшиеся в зале леди и джентльмены похвастать, увы, не могли.

Словно по контрасту с безоговорочным восхищением, которое выражали глаза женщин, глаза большинства мужчин, Стоило им только взглянуть на свежеиспеченного графа Доверкорта, начинали излучать недоброжелательство, зависть и даже неприкрытую враждебность. Элисса, в общем, могла бы понять и это: в провинции не любили столичных выскочек.

Куда хуже было другое: по мнению Элиссы, неодобрение

мужчин было главным образом вызвано обстоятельством, что Ричард был сочинителем и театралом, о чем, конечно же, все жители округи были прекрасно осведомлены.

Поскольку местное население свято верило, что сочинители пьес сродни шутам или акробатам, некоторые мужчины смотрели на Ричарда как на существо низшего порядка, хотя сам Ричард ставил себя гораздо выше здешнего общества и поглядывал на его представителей с известным пренебрежением.

Другими словами, с появлением на вечере Ричарда между ним и мужской половиной избранного общества Оустона неминуемо должны были возникнуть трения, которые при неблагоприятном развитии событий могли привести к скандалу или даже к открытому столкновению.

Элисса интуитивно все это понимала, но не знала, понимает ли это ее муж. Взглянув на него, она подивилась его спокойствию: он был собран, скептически настроен по отношению ко всему, а в глазах его, как это часто бывало, когда он общался с людьми, которых не уважал, затаилась усмешка.

«Как он спокоен, даже удивительно! – подумала Элисса. – Неужели он не чувствует угрозу, которая исходит от находящихся в зале мужчин?»

– Убей меня Бог, если это не сэр Джон Норберт! – неожиданно вскричал Ричард, устремляясь через весь зал к тучному мужчине, сидевшему на диванчике у стены. – Мы не виделись с вами, должно быть, целую вечность!

Сэр Джон покраснел как рак и, отдуваясь, произнес:

– А, Ричард Блайт! Вернулись, значит?

– Вернулся, как видите, – с пафосом ответил Ричард, отвешивая ему изящный поклон. – Чтобы, так сказать, припасть к земле предков и вкусить от чудодейственного источника, делавшего представителей моего рода мудрыми в совете и храбрыми в бою. Уверен, сэр Джон, что все эти годы вам очень меня недоставало.

Элисса беспомощно смотрела то на своего мужа, то на сэра Джона, чье лицо с каждой минутой все больше наливалось кровью.

– Неужели я воочию вижу перед собой то самое очаровательное создание, чьи прелести заставили вас, сэр Джон, отказаться от беззаботной холостяцкой жизни? – воскликнул Ричард, обращаясь теперь к супруге сэра Джона, такой же полной, как и ее муж, женщине, одетой в дорогое, усыпанное драгоценными камнями платье.

– Да… хм… это она самая и есть, – пробормотал сэр Джон, чуждый изящной словесности. – Алисия, дорогая, ты помнишь Ричарда Блайта?

– Лорда Доверкорта, с вашего позволения, – с любезной улыбкой поправил толстяка Ричард.

Сэр Джон откашлялся.

– Да… хм… лорда Доверкорта.

– Боже мой! Что это за нимфы рядом с вами? – осведомился Ричард, устремляя взгляд на дочерей сэра Джона, выстроившихся в ряд за спиной у родителей.

Элисса поторопилась прийти на помощь девушкам и по очереди представила их Ричарду.

Клодия, самая старшая и самая добрая, обладала, к сожалению, некоторым физическим изъяном – один глаз у нее косил, по причине чего у нее вошло в привычку смотреть на собеседника только одним глазом, а другой, косивший, жмурить. Ливию можно было бы с полным основанием назвать красой благородного семейства, если бы не ее улыбка, которой явно недоставало искренности. Антония была бесцветна и простовата, но при этом грешила тщеславием и думала исключительно о своей внешности и о нарядах, наивно полагая, что она – эталон женской привлекательности и ей ничего не стоит свести с ума любого мужчину в округе Оустона.