В Венеции
Шрифт:
Гондольер появился вскоре опять под аркою выхода на канал и быстро вернулся к гондоле. В одну минуту он переплыл канал, причалил к противоположному берегу и вошел в тюрьму через главную дверь. Казалось, он обладал какими-то тайными средствами, чтобы усыпить подозрительность привратников, потому что его везде пропускали без расспросов. Он миновал все внешние заграждения тюрьмы и пришел к той части здания, которая, невидимому, предназначалась для жилья.
Гондольер поднялся по потайной лестнице и, постояв с минуту у двери, осторожно постучал в нее.
—
— Свой, Джессина, — ответил гондольер.
— Назови свое имя, а не то иди к другим дверям.
Гондольер приподнял маску, которая не только скрывала его лицо, но и изменила голос.
— Это я, Джессина, — сказал он.
Дверь отворилась.
Войдя в комнату и убедившись, что посторонних там не было, гондольер снял маску. Это был браво…
— Ты знаешь, что предосторожности необходимы, — сказал он, — И я надеюсь, ты меня за это не осудишь.
— Я ничего не говорю против этого, но я не могла отворить тебе сразу, не узнав твоего голоса.
— Что у тебя нового? — спросил браво, устремив проницательный взгляд на хорошенькое лицо девушки.
— Хорошо, что ты не пришел раньше в тюрьму, потому что от меня только-что ушли. Ты не был бы доволен, Карло, если бы тебя увидели?
— Ты знаешь, что у меня есть важные причины носить маску. И будь здесь кто-нибудь из твоих двоюродных братьев или какой-нибудь молодой венецианец — все равно я не хотел бы с ними встретиться и быть узнанным.
— Успокойся, это была моя двоюродная сестра Аннина, которую ты ни разу не видел. И я с ней вижусь очень редко, а ее брат никогда даже не приходит к нам. Если бы я не боялась, что она сейчас вернется, я пошла бы с тобой.
— Так разве она еще здесь? — спросил встревоженно браво. — Ты ведь знаешь, что я не хочу, чтобы меня увидели.
— Не бойся, она сейчас наверху у моей больной матери, и раньше, чем она войдет сюда, мы услышим ее шаги в коридоре. Тогда ты можешь войти в эту комнатку, как ты это уже несколько раз делал, и, если хочешь, можешь послушать нашу болтовню… Или… может быть, пойдем… но нет, не успеем…
— Ты хотела сказать, Джессина, что я могу пойти навестить…
— Конечно, Карло; но я боюсь, как бы любопытная Аннина не начала искать нас.
— Я могу подождать. Когда я бываю с тобой, я делаюсь терпеливым.
— Молчи! Это шаги Аннины. Спрячься скорей в комнату.
Браво скрылся в боковой комнатке, оставив дверь чуть приоткрытой. В это время Джельсомина пошла отворить кузине. С первых же слов Джакопо по голосу узнал дочь виноторговца.
— Ты полная хозяйка здесь во всем доме, Джельсомина, — сказала Аннина, опускаясь на стул словно от усталости.
— Я бы с радостью отказалась от того, что ты называешь хозяйством, если бы мама была в состоянии сама заниматься им.
— Что ни говори, а приятнее распоряжаться, чем повиноваться. Ну, давай поговорим о вчерашнем празднике. Была ты вчера среди масок, гулявших на Пьяцетте?
— Нет, я не могу оставить мать.
— Жаль, а в Венеции, кажется, еще ни разу
— Неужели не было более искусных гондольеров?
— Самые ловкие, говорят, участвовали в первой гонке, где мой Луиджи должен был бы взять первый приз, если бы товарищи ему не подстроили штуку на зло… Да, знаешь, — продолжала Аннина, осторожно оглядываясь по сторонам, — во второй главной гонке в числе других был один гондольер в маске, и говорят, что это был — представь кто? — Джакопо! Ты слышала о нем?
— Слышала; так называют одного страшного злодея.
— Да, надо удивляться тому, что делается в Венеции. Этот человек прогуливается где ему угодно, и никто не смеет ему сказать ни слова. Подожди, это еще не все; сегодня на заре, когда я возвращалась с Лидо, я видела, как в лагунах нашли труп какого-то молодого кавалера, и все называли Джакопо виновником его смерти.
Джельсомина вздрогнула.
— Это ужасно! — сказала она. — Но почему ты так рано была на улице? Неужели ты всю ночь пробыла на Лидо?
— На Лидо?.. Да… Нет. Ведь я не могу целый день, как ты, сидеть дома. Особенно последние дни мне пришлось много помогать отцу. Вот и сейчас я болтаю с тобой, а дома у меня пропасть дела. Да, чтобы не забыть: цел у тебя сверток, который я оставила тебе в последний раз?
— Как же, я думала, что ты о нем забыла, и хотела уже отослать его тебе, — сказала Джельсомина, вынув из ящика небольшой тщательно запакованный сверток.
— Ради бога, никогда не делай этого! Если бы сверток попался в руки моему брату Джузеппе, то это могло бы тебе причинить немало неприятностей… Но пора, до свидания, милая Джессина! Я надеюсь, что твой отец отпустит тебя к нам; мы все таки тебя любим!
— Всего хорошего, Аннина! Если бы не болезнь матери, я давно была бы у тебя.
Хитрая дочь виноторговца поцеловала свою доверчивую кузину [33] и исчезла.
— Карло, — сказала Джельсомина, закрыв за ней дверь, — ты можешь войти, никто нас больше не побеспокоит.
33
Кузина — двоюродная сестра. (Прим. ред.)
Браво вышел. Он был бледен; и, несмотря на все усилия ответить на приветливую улыбку Джельсомины, его лицо имело почти страшное выражение.
— Аннина заставила тебя поскучать, болтая о гонках и об убийстве? Но я знаю твое нетерпение, и мы сейчас же отправимся.
— Подожди минутку… Эта девушка тебе двоюродная сестра? И ты часто ходишь к ней?
— Нет, ведь я тебе говорила, что не могу часто оставлять мать, да, кроме того, отец не хочет, чтобы я ходила к ней, потому что они торгуют вином, и у них бывает много гондольеров. Она не виновата, что родные ее занимаются этим.