В военном воздухе суровом
Шрифт:
– А не найдется ли, Захар Иванович, и для меня такой же рюмашечки, какую вы себе приготовили?
– Да что же это вы, Николай Антонович, с нами, стариками, задумали равняться? Вы молодые, воюете - вам сам бог велел... А мы со старухой свое уже выпили...
– Вот когда мы, Захар Иванович, доживем до вашего, то, глядишь, и нагоним... А пока с этим делом торопиться не будем, - не сдавался Зуб.
Хозяин вроде бы нехотя уважил просьбу, но приосанился, расправил усы и, поглядывая на ордена
– Чтоб таких у нас было побольше, кто о скорой смерти не думает!
Четыре награды тогда были редкостью. За выслугу лет и в круглые даты боевых орденов не давали, да и времени от начала войны прошло не так много. У Зуба рядом с орденами Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды у самого рукава гимнастерки покачивалась на подвеске медаль "За отвагу". Медаль эта, прямо скажем, для летчика - награда невысокая, если не обидная. Но всякое случалось... Один корреспондент как-то спросил Николая Антоновича:
– Какую из наград вы больше всего цените?
– и прочертил пальнем поперек его груди.
– Вот эту, - не моргнув глазом, Зу6 указал на медаль.
– Почему?
– удивился корреспондент.
– Представили к высшей, а вручили ее...
– Так можно же эту досадную ошибку исправить!
– А разве важно, чем отмечен, а не за что?
– ответил Зуб. Когда у нас в полку такую же награду вручили одному очень посредственному летчику, он сказал тогда друзьям:
– Я эту "заглушку" положу в чемодан на вечное хранение...
А Николай Антонович был куда скромнее, и медаль эта всегда красовалась на его груди.
Сидя в Морозовской за одним столом с Зубом, я ждал его рассказов о войне, но так и не услышал их. В конце ужина он чокнулся со мной и сказал: "За твое здоровье!" От этого потеплело на душе. Была и у меня мысль предложить тост за здоровье Николая Антоновича, но я тогда постеснялся.
...Спали мы с ним рядом на полу веранды. Только прогорланили петухи, он уже заторопился с бритьем. Потом умывался у колодца, раздетый по пояс. Попросил меня полить ему из кружки на "желобок". Лил ему струйку на спину, а он довольно отфыркивался, крепко тер шею и бока ладонями...
Нам нужно было ехать поездом в Сталинград: там предстояло получить два самолета и на них лететь в полк. Покинули гостеприимный дом и заспешили на вокзал.
Поднималось солнце, где-то в небе повис жаворонок. И тут послышался отдаленный гул моторов. Глянули - с востока к аэродрому идут самолеты У-2. Их много - сразу не пересчитать. Но летели они в беспорядке, словно стая грачей перед отлетом на юг. Лишь головное звено держалось клином, а остальные поодиночке болтались на разной высоте.
Зуб остановился, внимательно посмотрел на эту картину.
–
– Марина! Какими судьбами?!
– воскликнул он.
– А тебя, Антоныч, каким ветром сюда занесло?
– в свою очередь, спрашивает она, хмуря красивые брови.
– Ремонтироваться прилетели из Донбасса.
– Читала, читала о тебе... Мы ведь тоже в Донбасс летим.
– Что там делать будете?
– Будем ночью бомбить.
– Вот оно что... Это как раз то, что ты формировала?
– Да.
Я смотрел на смуглое, знакомое по портретам лицо Героя Советского Союза Марины Расковой, участницы дальнего беспосадочного перелета с Гризодубовой и Осипенко.
И вот стоит перед нами известная всему миру летчица, а Зуб с ней держится запросто. Не забыл и меня ей представить:
– Мой однополчанин...
– Я был на седьмом небе: однополчанин знаменитого Зуба!
Раскова была не в духе. Зашла на КП, начала крутить ручку телефона, у кого-то выясняла, из какой части те самые истребители, которые хулиганили в воздухе. Оказывается, что истребители, заметив "армаду" У-2 и зная, что на них летят "необстрелянные птички", решили порезвиться около строя, имитируя атаки.
Девушки-пилоты приняли своих истребителей за вражеские, и четкий строй рассыпался. Озорникам потом нагорело.
Знакомство Николая Антоновича с Расковой было давним: им пришлось вместе служить в авиационном отряде при Военно-Воздушной академии имени Н. Е. Жуковского.
Когда думаешь о мастерстве Зуба, на память невольно приходит боевой вылет, совершенный с Николаем Антоновичем.
...Солнце уже клонилось к западу, от штурмовиков на жухлую траву ложились косые тени, а боевой задачи все еще не было.
Вчера летали с утра до вечера, сегодня же весь день на аэродроме было затишье. Да и противник вроде устроил себе выходной: ни одного самолета не появлялось. Но нам-то было известно, что фашистская авиация продолжает сосредоточиваться в Донбассе. На аэродроме в Сталино немцы скапливали временами до ста самолетов, в Константиновне - до двухсот, в Барвенкове более ста...
С обедом в этот день почему-то запаздывали: его должны были привезти из Старобельска. Летчики сидели под соломенным навесом и с тоской поглядывали на дорогу: не покажется ли наконец машина или подвода с бидонами?