В знак того, что более никто так не называл меня по имени

Глушаева Ольга

***

Ты приходишь ближе к вечеру. Я уже дома. Пришла с работы.

– У вас дома лифт не работает. Я пешком шел к тебе на четырнадцатый этаж.

– Да ладно! Быть того не может! – в моем голосе сарказм.

Я сама только что взобралась к себе домой пешком. Но это еще не все.

– Знаешь, сегодня на физтехе тоже лифт не работал, а у меня пары на десятом этаже, представляешь? – говорю я.

А еще говорят, что «снаряд дважды в одну воронку не попадает». Я весь день ходила по лесенкам

пешком: и дома, и на работе.

– Гулять пойдем? – спрашиваешь ты.

– Конечно, пойдем!

Кого вообще в юности затрудняет подняться на четырнадцатый этаж пару-тройку раз?

Бывает, что какой-то день своей жизни ты запоминаешь просто потому, что в этот день сломалось два лифта сразу.

***

Мы сидим как обычно на полу. Ты рассказываешь, как в старших классах у тебя сложились особенные отношения с одной учительницей. Важные для тебя. Не так много в твоей жизни было людей, которым было до тебя дело.

Случилось так, что ты соврал. Притворился, что у тебя болит живот, и она отпустила тебя с уроков.

Как об этом узнала твоя мама?

Сказала, что пойдет в школу и все расскажет учительнице.

Это был единственный случай, когда ты ей сильно нагрубил. Матом.

Она простила. Мамы они такие. Всегда нас прощают.

***

Твоя мама.

Не помню, чтобы ты рассказывал о каких-то еще родных. Почему ни слова о твоих бабушке и дедушке, хотя бы по маминой линии? Где они, и что с ними?

Никаких упоминаний о дядях и тетях. О двоюродных братьях и сестрах.

– У меня нет отца, – с болью говоришь ты, – я его никогда не видел, я его не помню.

Про отца лишь краткое объяснение мамы о том, что, вроде, и собирались вместе жить, да что-то не получилось.

А у мамы была привычка. Если она легла спать, то больше не отзывалась. Даже если тебе было очень нужно с ней поговорить.

***

Твоя мама.

Она, судя по всему, очень одинока.

Ты рассказываешь, что много лет она ярко красилась. Видимо, надеялась, встретить мужчину.

А потом перестала. Как отрезало. Должно быть, потеряла надежду.

***

Твоя мама. Похоже, что у нее в жизни, кроме тебя, никого нет.

Глава третья.

Когда я по-настоящему тебя разглядела? Разглядела твое лицо?

Лицо, на которое я могла бы смотреть вечно. Смотреть и любоваться.

– У тебя зеленые глаза.

– Серые, – ты протестуешь.

– Зеленые, я это точно вижу.

Безупречная линия скул, нос с горбинкой.

Ровные белоснежные зубы. И какая-то невероятная улыбка.

– Я хотела бы нарисовать твой портрет, – в тот момент я совершенно искренна.

Это обещание так и осталось невыполненным. Одна из немногих вещей, о которых мне жаль.

***

Иногда во мне включается

непрошеный «улучшатель внешности». Твоей внешности.

Я говорю, что серый цвет ветровки гасит зелень твоих глаз.

– Мне нравится серый цвет! – говоришь ты.

На голове у тебя две небольшие родинки. Когда ты слишком коротко стрижешься, они становятся видны.

Говорю тебе, что стоило бы оставлять длину волос побольше, чтобы их скрыть.

– Мне нравятся мои родинки!

Чуть погодя.

– Мне нравится моя внешность!

– Мне нравится мой рост!

– Мне все во мне нравится!

Ты защищаешься. Веришь ли ты сам в то, что говоришь? Верю ли я тебе в этот момент?

Справедливости ради – про рост я ничего не говорила. Ни словечка.

Бывают дни, когда ты делишься желанием пойти в «качалку». И я в очередной раз ловлю твое желание быть более мужественным.

***

Сама я в тот год выгляжу очень красивой. Чувствую себя очень красивой.

А вот одежды у меня не так много. Можно сказать, что ее практически нет.

Пара-тройка сшитых своими руками юбок, самосшитые жакеты.

Чаще всего той весной я хожу в бордовой юбке-трапеции чуть выше колена и в очень женственном зеленом жакете.

Есть еще очень короткая юбка молочного цвета с запахом. Для работы она не годится. Для бальных танцев – в самый раз!

Тебе я нравлюсь в любой одежде. Я тебе в принципе нравлюсь.

Чего не скажешь о моей начальнице на одной из работ. Как-то раз совершенно по-хамски она выговаривает мне за то, что я всегда хожу в одном и том же.

Жалуюсь тебе. Ты сочувствуешь и поддерживаешь. Ты всегда на моей стороне.

Я совершенно не логична. Кто, как не я, совсем недавно нападал на цвет твоей ветровки? Но меня ты, естественно, прощаешь.

Выпад начальницы к лучшему. Еще один кирпичик, из которых строится моя уверенность в том, что наступит в моей жизни день, когда у меня не будет ни начальниц, ни начальников. И некому будет комментировать мой внешний вид, мою одежду. Некому будет говорить мне во сколько приходить на работу и когда с нее уходить. Некому будет говорить, что и как мне делать. Некому будет решать, когда у меня выходные или отпуск.

Точнее, один такой человек все же будет – это я сама!

***

К теме одежды. Красивую одежду я, конечно же, люблю.

Как-то в магазине я вижу топ. Примеряю. Он чертовски мне идет. С большим квадратным вырезом, из полупрозрачной ткани, оттенков майских зеленых тополиных листочков. Стоит он семьсот рублей.

Чтоб было понятно, я жила в тот год примерно на две тысячи в месяц. Из них половина шла на оплату съемной квартиры.

Я его покупаю.

Приношу домой и жду вечера, чтобы показать обновку тебе.