В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
говорится о Кутайсове, хотя оно и не совсем у места. <...>
4 ноября. Прочел я еще послание Жуковского к императрице Марии
Федоровне7 и его же послание к Воейкову8. В первом стих:
И близ него наш старец, вождь судьбины, --
мне напомнил, что раз, читая вместе что-то написанное Мерзляковым, я
слышал от Жуковского очень справедливое замечание о словах судьба и
судьбина. Первое -- синоним
– - синоним слову жребий -- есть доля, участь, достающаяся какому-нибудь
человеку, племени, народу в особенности; и их никак не должно употреблять
одно вместо другого, как то он здесь употребил9. Второе послание, без сомнения,
одно из лучших произведений Жуковского. Какая разница между ним и
несносным посланием к Батюшкову10!
22 ноября. <...> Жуковского перевод Шиллеровой баллады "Der Graf von
Habsburg"11 мастерской, он чуть ли не из лучших переводов Жуковского (если
даже не лучший). <...>
1833
7 апреля. Начал эпилог к своей поэме12, размером же выбрал для того
октаву, -- но не совершенно ту, которую у нас первый стал употреблять
Жуковский13, потому что в моей октаве после первого станса следует стих
мужеский. <...>
3 июля. Наконец нашел я в "Сыне Отечества" прелестную балладу
Катенина "Наташа"14. Она, по моему мнению, принадлежит к лучшим на нашем
языке. Есть, конечно, и в ней небольшие небрежности, но за каждую небрежность
в "Наташе" готов я указать на такую же или даже большую в хваленых наших
балладах, не исключая и "Светланы". <...>
10 августа. Нетрудно находить прекрасные стихи в сочинениях Пушкина,
Жуковского, Грибоедова; но выписывать их считаю бесполезным, потому что их
довольно много и, сверх того, они всем известны. <...>
15 августа. <...> сказка Глинки15 -- подражание "Овсяному киселю"
Жуковского. Жаль, что Федор Николаевич никак не может или не мог в то время
(в 17, 18-м годах) удержаться от подражаний. Едва Жуковский перевел несколько
Гетевых оттав16 оттавами, как и Глинка тотчас счел обязанностию написать
несколько оттав ("Осеннее чувство"): едва начал ходить по рукам еще
рукописный Жуковского "Кисель", как у Глинки уж и готова сказка "Труд и
Бедность" (в которой много и труда, и бедности). <...>
16 августа. И нынешнее мое чтение было занимательное: прочел я <...>
"Овсяный кисель" Жуковского, образец истинной простоты (в этой пиэсе мне все
показалось прелестным, даже самый экзаметр, хотя я ныне решительный
ненавистник этого размера). <...>
14
сильно растрогало: особенно подаяние, о котором Греч упоминает, подаяние
малютки-кантониста этому бедному семейству. Как все забывается! я уже потом
вспомнил участие, какое я принимал в хлопотах за этих страдальцев, и как я за
них чуть-чуть не поссорился с Ж<уковским>, которого, впрочем, побудительные
причины были самые благородные.
20 сентября. <...> Прочел я еще несколько отрывков, напечатанных в
"Сыне же Отечества", из "Отчета о луне" Жуковского18. Это, конечно, то, что
Г<рибоедов> называл мозаическою работою: но в этой мозаике есть и чистое
золото. <...>
6 октября. <...> Отрывок "Цеикс и Гальциона"19 принадлежит, без
сомнения, к самым лучшим метаморфозам Овидия. Перевод Жуковского мне во
многих отношениях очень нравится: даже экзаметр у него как-то разнообразнее и
в то же время отчетливее, чем у Гнедича. Зато "Отчет о солнце"20 -- редкая
ахинея; одному только Воейкову в "Послании к жене" назначено было судьбою
превзойти этот отчет в прозаизмах и многословии. Жуковского стихотворение
"Жизнь"21 и Глинки аллегория в прозе "Знакомая незнакомка" -- не без
достоинства; вопреки всему, что бы можно было сказать противу сего рода,
мистика -- близкая родня поэзии, и произведения, в которых она участвует,
должны непременно стать выше большей части умных прозаических посланий и
многих даже модных элегий.
27 ноября. <...> Статья Одоевского (Александра) о "Венцеславе"22 всем
хороша; только напрасно он Жандру приписывает первое у нас употребление
белых ямбов в поэзии драматической: за год до "Русской Талии" были напечатаны
"Орлеанская дева" Жуковского и первое действие "Аргивян". <...> 1834
1 ноября. <...> Жуковский переложил экзаметрами Шиллеров "Ein
frommer Knecht war Fridolin..." {"Фридолин был скромный слуга..." (нем.).}23.
Истинно не знаю, что об этом сказать, однако не подлежит никакому сомнению,
что с изменением формы прелестной баллады немецкого поэта и характер ее,
несмотря на близость перевода, совершенно изменился.
1840
21 октября. Наконец привелось мне в дневнике говорить не о Коцебу, не о
Шписе, не о Поль де Коке, а о Жуковском, которого 4-е издание24 попалось мне в
первый раз в руки в 1840-м г. В "Леноре" есть превосходные строфы; она, без