Вадбольский 2

Никитин Юрий Александрович

Трое с оголенными мечами заходят ко мне сзади, ещё не видят, где именно я укрылся, но идут грамотно, не оставляя места, где бы я сумел проскользнуть незамеченным, но в то же время далеко один от другого, помочь друг другу не смогут.

Я сделал три быстрых глубоких вдоха, накачивая кислород в кровь, взметнулся и стремительно бросился к крайнему. Он торопливо выставил перед собой меч, торопливо крикнул:

— Ребята, он здесь!

Но те уже, завидев меня, сами ринулись в нашу сторону. Я на бегу ребром ладони сдвинул выставленное в мое сторону лезвие, сбил

с ног, выхватил меч и в одно движение зарубил ударом в голову.

Второй набежал со всех ног, спеша помочь соратнику, ошибка, лучше бы подождал третьего, вдвоем против одного нападать легче.

Я успел нанести два быстрых удара, третий добежал как раз в момент, когда я раскроил череп его напарнику, и тут же отскочил, чтобы не попасть под пику спешащего на помощь.

Он не успел быстро остановиться, я всего лишь в последний момент сместился в сторону, ударил в спину и с усилием провел лезвием вниз, рассекая ребра у самого позвоночника.

Ещё одного убил, когда он тихонько начал уползать в кусты, а там встал на четвереньки и ринулся в лес. Я уже выдёрнул тесак из разрубленного лба первого, метнул ещё раз, и тот доказал, что летит быстрее самого скоростного бегуна.

Прежде чем собрать оружие, я оглядел всех. К моему удивлению, один из вожаков, которому топор врубился в край верхней челюсти, хрипел и, заливая лицо кровью, пытался подняться.

Я пинком перевернул его навзничь.

— Кто?

Он прохрипел люто:

— Пошёл ты…

Я сказал строго:

— Бог всё видит, а вел ты жизнь неправедную. Успей покаяться, скажи, кто тебя нанял, и тебе зачтется.

Он сказал надсадным голосом:

— Мне уготовано в аду…

— Нет, — произнес я пафосно, — Господь милостив! Успей покаяться и признать, что согрешил, и он простит!

То ли я стоял в красивой позе, то ли голос сумел сделать величавым, как у архиерея, но мужик дёрнулся, и после паузы, перемежавшейся хрипами, проговорил:

— Глебов… нанял… лично…

— Что? — удивился я. — Не врешь ли, холоп…

Он прохрипел:

— Перед смертью не лгут… Господи, прости, поддался я слабости, это нечистый попутал, я всегда хотел жить праведно, но я слаб духом…

Он умолк на полуслове, ноги задергались, всё тело вздрогнуло, и он застыл. Лицо стало спокойным и даже умиротворенным, словно Господь его в самом деле простил, и он это услышал.

Ага, подумал я злобно, так тебя и простит, ты же не признал, а попытался свалить на другого, на него все слабые и трусливые валят, что ты за мужчина, трусишь принять вину на себя! Бог не прощает тех, кто врёт даже в такую минуту Великой Правды.

Проверил у всех карманы, у обоих вожаков срезал с поясов кошели. На обратной дороге заглянул и в оставленный у обочины автомобиль, отыскал мешок с провиантом.

У ратников при себе ничего ценного, разве что забрал у одного красивый нож из хорошей стали, у остальных и брать нечего, а мечи из дрянного железа, что разлетятся от хорошего удара по твердому, оставил.

Глебов, стучало в голове, неужели всё ещё пытается?.. Из Академии отчислен за совокупность драк и дуэлей, что

привело к увечью и неспособности служить в армии. Карьеру в армии можно продолжать где-то на интендантской службе в чине капитана, хромая и опираясь на трость, но начинать нужно полным сил и сражаясь в первых рядах.

Но тот вожак сказал о нанимателе как-то странно «Глебов нанял… лично», словно его нанял сам Господь Бог или Император.

Я покопался в зеттафлопнике, там всё о Глебове и его родне, велел мысленно:

— Вот по этому адресу давай жми и послушай разговоры… Если послали оттуда, то сейчас кто-то ждет отчета…

Дрон оттолкнулся от плеча когтистыми лапками крупной летучей мышки, уже не мышки, а почти летучей лисицы, исчез в ночном воздухе.

Я охнул, взглянув на циферблат огромных часов на городской башне. Осталось пятнадцать минут до девяти вечера!

Если не успею, это же недопустимая непочтительность по отношению к графине, хозяйке столичного салона!

Я выбежал на середину улицы.

— Извозчик!.. Извозчик!.. Да быстрее же!

Повезло, извозчик как раз проезжал шагом через перекресток, на мой вопль развернул двойку лошадей, но я сам подбежал быстрее, вспрыгнул на ступеньку и крикнул:

— Гони к особняку графини Кржижановской!.. Знаешь адрес?

— Не сумлевайтесь, ваше благородие, — откликнулся извозчик бодро. — Дома всех аристократов знаем и помним!.. Но-о-о, ретивые!

Плюхнувшись на мягкое сиденье, быстро оглядел себя: однобортный чёрный мундир с красными погонами и золочеными пуговицами с орлом, в нем и был у графини в прошлый раз, чёрные брюки и гвардейские штиблеты, широкий лакированный пояс ослепительно белого цвета с квадратной золотой пряжкой с двухглавым орлом…

Всё прекрасно! Будь я в дорогом костюме, как советовал Горчаков, мог бы и лохануться в какой-то детали, а так вынужденно в гвардейской форме курсанта высшего военного училища, где всё продумано до меня, все претензии к тем дизайнерам и модельерам, что создали именно такое.

Перед особняком извозчик натянул поводья, кони уже шли вскачь, я быстро расплатился, оставив щедрые чаевые, что и понятно, к женщине же едет молодой юнкер, а я красиво выпрыгнул и почти бегом промчался к ажурным воротам, сквозь которые можно любоваться ухоженным двором, садом и красивым зданием в два этажа с обязательными колоннами и амурами, поддерживающими свод над крыльцом.

Охранник шагнул навстречу, я сказал высокомерно:

— Баронет Вадбольский к графине Кржижановской по приглашению!

Он молча распахнул передо мной калитку, я быстро пересек двор, взбежал по широкой мраморной лестнице, но у самого входа меня остановил представительного вида швейцар.

— Ваше благородие, — произнес он густым басом, таким бы в опере петь, — вы… по делу?

— Что? — спросил я оскорбленно. — Какие дела могут быть у аристократа?

Он молча поклонился и с почтением распахнул передо мной двери. Я вбежал в холл, бодрый и веселый, все мы предпочитаем видеть таких, лакей в холле сказал почтительно, что графиня сейчас пьет кофий в будуаре.