Вадбольский 2
Шрифт:
Глебов-старший привстал в кресле, опираясь о столешницу, как горилла обеими лапами о ствол упавшего баобаба.
— Но ты цел?
— Отец, — вскричал Глебов, — они потребовали сто тысяч золотом! Уже завтра!.. Если не сделаем, убьют! А это такие звери, такие звери!.. Они не знают правил чести, они с ножами, такими ножами!.. Да, признаюсь, я сделал ещё одну попытку, занял денег и нанял одного известного… ну, из криминального мира! Вадбольский его убил и, похоже, узнал, что нанял я…
Глебов-старший нахмурился.
— Успокойся. Ты не должен был это делать без моего ведома!.. Князь Каратозов прав,
Глебов вскрикнул:
— Отец!.. Лучше отдать эти чертовы деньги!.. Эти звери не знают жалости, им самим жизнь не дорога, просто зарежут, о своих жизнях даже не думают…
Отец прервал грубо:
— Никто ещё не смел наезжать на Глебовых! Мы поднялись из самых низов, мы побеждали и будем побеждать!.. Не боись, я усилю охрану. Да, ты тоже какое-то время поездишь с охраной. Дикие горцы обломают зубы, а потом я их выбью вовсе!..
Крепкий орешек, подумал я с некоторым уважением. Да, поднялся из низов, правда, не он сам, а его дед, что был крепостным, но стал купцом, а его сын уже превратился в промышленника, разрабатывал рудники на Урале, а у этого Глебова уже четыре завода по переработке руды и выплавке металла, от простого чугуна до высококачественного железа. Только вот Глебов-младший уже, как часто и бывает в таких семьях, обычный прожигатель жизни, на таких династии и заканчиваются.
Я быстро написал на клочке бумаги: «Приговариваешься к штрафу в двести тысяч золотых. Ты знаешь, за что. Срок — три дня».
Едва дрон вернулся, я велел найти щель в особняке Глебова-старшего, пробраться хоть в кабинет, хоть в спальню и положить записку на видном месте. Я в последнее время усиленно модернизировал дрон, сейчас моя ушастая мышка может поднимать небольшие тяжести, открывать запертые двери без ключа, находиться незримой совсем рядом с тем, за кем должна следить.
Конечно же, Глебов хоть и встревожился из-за записки, но больше из-за того, как она сумела попасть на его стол в кабинете. Перетряхнул охрану, кого-то уволил, часть переместил на охрану периметра, набрал новых, а ещё вызвал три десятка великолепно вооруженных бойцов и разместил во дворе.
Вообще-то, трехэтажный особняк Глебова не особняк в привычном смысле слова, а настоящая крепость, какое-то время выстоит супротив целой армии.
В течении дня я изучал эту крепость, архитектуру, особенности постройки, охрану во дворе и самого особняка.
С помощью дрона тщательно изучил расположение всех комнат, сколько слуг, когда ложатся спать, кто остаётся и на каком на этаже. Мне кажется, Глебов-старший, несмотря на браваду, всё же встревожен, охрану усилил, это видно, у ворот усадьбы уже не один человек, а сразу пятеро, все с ружьями, мечи на перевязи, а у поясов длинные боевые ножи.
Серьезные ребята охраняют вход и в само здание, причем только один снаружи, а шесть человек с огнестрелом дежурят с той стороны, с виду бывалые бойцы, промышленник может себе позволить нанять самых лучших.
Ладно, я должен не только знать, но и уметь больше, чем от меня ожидают.
Днем погода была ветреной, однако к ночи ветер стих, что меня
Улицы постепенно погружаются в сонное оцепенение, проехал автомобиль, грозно пыхтя и оставляя клочья чёрного удушливого дыма, прокатила одна повозка, а чуть позже проехала тяжёлая подвода, гружёная тушами разделанных коров, после них вообще наступила полная тишина.
Я услышал только как шелестят крыльями совы и филины, явно вблизи амбар с множеством мышей. Никто не слышит, у них особое строение крыльев, но мой диапазон захватывает как инфразвук, так и ультра, слава продвинутым технологиям, хотя мне такие возможности моего тела всегда казались лишними, ну как тысячи программ в смартфоне, которыми никогда не пользовался, а место занимали.
Дождавшись, когда минует полночь, а в особняке останется бодрствовать только охрана, сверился с показаниями дрона где и кто, перемахнул через высокий забор, пока дрон продолжает скрупулезно показывать весь двор в самых мелких деталях.
По эту сторону освещено не слабее, чем улица перед воротами, всё залито ярким светом на полсотню шагов от здания, в тени разве что оранжереи, далёкая беседка и всякие подсобные помещения типа прачечной, конюшен или пекарни.
Я накрылся плащом из стелс-ткани, полной невидимости не дает, но и человека не различить, нечто вроде мерцающего пятна перемещается по двору, но если глаза протереть и посмотреть снова, то каждый решит, что почудилось.
Через окна точно не пробраться. Мало того, что они обычно плотно закрыты, мерзкая петербургская погода не располагает держать их открытыми, так на первом этаже располагаются на трехметровой высоте, да ещё и забраны решёткой из толстых железных прутьев, а вдобавок на ночь ещё и перекрыты ставнями. На втором и третьем ставней нет, но на втором тоже железные решётки, а на третьем створки окон закрыты, подозреваю, на крючки или вошедшие в моду защелки. Такие не открыть без шума и не выломать, надо искать другой вариант.
Впрочем, из крыши вырастает башенка из белого камня, голубятня, модное увлечение молодежи, плюс прекрасная нежная еда на барский стол. Там нет забранных металлическими прутьями окон, простая дверка, через которую выпускают голубей.
Я выждал, когда шагающая по двору стража отойдет подальше, с разгона прыгнул на стену здания и покарабкался вверх, цепляясь за малейшие неровности. Иногда приходилось зависать на кончиках пальцев, пока ноги бессильно скользили по стене в поисках опоры, взмок, преодолевая расстояние до крыши, там малость отлежался, прислушиваясь к звукам и разговорам внизу.
Кажется, всё благополучно, все такие медленные и неспешные, словно медведи в декабре, я же улавливаю не только звуки, но и биение четырех десятков сердец охраны как во дворе, так и в самом здании.
Передохнув, полез по стене голубятни, добрался до окошка, на миг испугался, что маловато, потом понял, что делали достаточным, чтобы можно было вылезти на крышу, а это значит, можно проделать всё в обратном порядке.
Прислушался, внутри всего пять трепещущих сердец, рывком распахнул окошко, нырнул вовнутрь и сразу же захлопнул за собой, хотя в темноте голуби даже кончика своего клюва не видят.