Вадбольский 3
Шрифт:
А тут сразу такое щасте. Можно всё бросить и успокоиться. Легко! Но кто тогда будет обустраивать Россию, поднимать промышленность?.. А вдруг удастся создать интернет на полста лет раньше, и базу на Луне построить не в конце двадцать первого века, а в самом начале?
Посыльный принес письмо, в нём Сюзанна благодарит за приглашение и сообщает, что завтра к обеду прибудут смотреть моё новое жилище: Глориана, Иоланта, Анна и она.
Клюнуло, подумалось довольно. Главное, Сюзанна, а вот что и Глориана — удивительно, хотя и объяснимо. Я всё думал, не переборщил ли с бакуллюмом и баубеллюмом, такие шутки хороши для моего времени, а в это
К счастью, я говорил наедине, никто из курсантов или курсисток не слышал, а уж у кого Глориана расспрашивала у себя дома, это останется её тайной.
А сейчас, понятно, она не хочет выпускать вожжи, а то вдруг перехвачу, я же такой беспринципный гад.
Напряг слуг, чтобы подготовиться к завтрашнему дню, даже к Марчелле послал записку, дворецкому велел закупить лучшие продукты для обильного обеда.
С утра нервничал, ждал контролерш в длинных платьях и в шляпках с вуалью, ещё и с зонтиками. Ну, сейчас обычная гадкая петербургская погода, но они же и в чистый солнечный день ходят с зонтиками. Раскрытыми!
Но на другой день во двор втиснулись четыре роскошных автомобиля. Даже в Щель Дьявола иногда вдвоем, а ко мне так каждая в авто да ещё в каком! Хорошо, хоть не притащили по автомобилю с телохранителями, тех вообще пришлось бы оставлять на улице.
Первыми вышли Иоланта и Глориана, следом появились Дроссельмейер и Павлова. Сперва собрались группкой, пошушукались, затем пошли вверх по лестнице.
Дворецкий кланяется издали, я опередил, сбежал по ступенькам поцеловал руки, сказал как очаровательны, а все четверо в самом деле хороши, даже Глориана, настоящая императрица несуществующей Империи Севера, холодная и бесстрастная, но всё равно блистательная, вечно весёлая Иоланта, милая Анна и надменная Сюзанна, вечно подозревающая меня в непристойных шуточках и в самцовых потребностях.
— Я счастлив, — приговаривал я, — весьма и зело… Это же событие!.. Внукам расскажу… Ваша светлость, не оступитесь…
— Не надейтесь, — ответила Глориана с неясным намеком, — никто из нас не оступится!
— Ваша светлость…
При входе в холл невольно замедлили шаг, пораженные ровным сияющим светом, радостным и чарующим, какой не могут дать люстры с десятками свечей, в этом свете всё выглядит празднично и торжественно.
Сразу бросился в глаза расположенный на стене напротив огромный портрет в три на два аршина, то есть, чуть ли не от пола и до потолка. На входящих смотрит сидящий в деревянном кресле с вычурной спинкой широкоплечий военный в тёмно-синем мундире, на плечах пышные эполеты, хотя их уже заменяют золотыми погонами, но для парадных костюмов оставили, вся грудь и до самой пряжки пояса, тоже из золота, в золотых звездах и крестах, все ордена и медали усеяны множеством драгоценных камней.
Правая рука расслабленно упирается локтем о золоченный поручень, левая ладонью накрывает оголовье золотого эфеса стильной сабли, что уже почти перешла в шашку.
Нате выкусите, подумал я мстительно. Ни у кого нет такого великолепного и почти точного портрета. Почти цветная фотография, разве что нижняя челюсть чуть шире, а взгляд как у орла, в остальном же все детали в точности, звезды и кресты блестят, эполеты и аксельбанты сверкают, а сам Государь Император царственно величав, благостен и отечески строг, не подкопаешься, я точно не бомбист и не замышливаю.
Глориана окинула благосклонным
Иоланта и Сюзанна на ходу живо обсуждают портрет, восхищаются мастерством исполнения, Глориана оглянулась произнесла значительно:
— Титул даёт не только права, как кажется многим, но и обязанности. Вы что-нибудь знаете насчёт обязанностей, Вадбольский?
— Конечно, — ответил я убежденно. — Говорить вам любезности, кланяться и благодарить, что одарили взглядом!.. А что, есть какие-то исчо?
Она поморщилась, издевку улавливает, но отвечать ещё не научилась, это трудно развить когда со всех сторон только поклоны, заискивающие взгляды и громкий шёпот, как же она прекрасна, господи, как восхитительна, как великолепна, как умна… ну это же видно, вон как глядит!
Я указал на распахнутую дверь, где в центре зала широкий стол, накрытый белоснежной скатертью. Едва опустились в кресла, зазвучала божественно объемная музыка, хор грянул «Застольную» из «Травиаты» и во всю стену развернулась сцена, где прекрасные дамы и элегантные кавалеры, те и другие с бокалами шампанского в руках, красиво поют и танцуют под заставляющую двигаться быстрее по жилам кровь под искрящуюся, как молодое шампанское, музыку весёлого Верди.
К счастью, все уже успели сесть, я это учел, но сейчас, забыв о столовых приборах, заворожено смотрят на волшебное действо.
Анна нагнулась к столу и прошептала тихо:
— Что… это?
— «Травиата», — пояснил я. — Разве в России ещё не поставили эту чудную оперу? А в Венеции и Париже с ума сходят, у дам мокрые платочки…
И трусики, хотел добавить, но вспомнил, что трусики изобретут только в двадцатом веке. Дроссельмейер строго шикнула, и мы умолкли, как мыши. Хор звучит мощно, наш шёпот не заглушает ни слова, ни музыку, но кому-то кажется святотатственно ещё и шептаться, а не застыть в благоговении, когда звучит такое, такое!
Хор весело и мощно ревет «Застольную» на французском, но для моих суфражисток он такой же родной, как и русский, если не больше, слушают и смотрят, растопырив глаза и раскрыв рты, я подвигал задом, не зная как сказать, что на столе всё остывает, хотя там пока только приличная горка мороженого.
Вообще-то, подумал я примирительно, в мире нет оперного театра, где не исполняли бы «Травиату». У всех лучших певиц есть партия Виолетты. К тому же «Травиата» похожа на один непрерывный двухчасовой шлягер: арии из неё стали хитами практически сразу после премьеры, и даже в век цифровых технологий звучат, ещё как звучат!
Не забывая, что слуг у меня всё ещё нет, я поймал взглядом заглядывающую в приоткрытую дверь Марчеллу, сделал ей знак, что пора подавать на стол.
Она, одетая в скромный наряд горничной, внесла на большом подносе горку горячих, только из печи, сдобных пирожков, а вторым заходом ещё и ведерко мороженного, это к тому, что уже на столе.
Хор умолк, действо исчезло, стена стала снова стеной, я сказал с облегчением:
— Фух, наконец-то закончилось. Дорогие гости, извините, что без титулов, а то до вечера буду перечислять, отведайте пирожки и мороженое. У меня больше ничего нет, вы же знаете, я бедный, несчастный и безземельный… Ну, вообще-то земля уже появилась, хотя что за земля, даже меньше Франции…