Шрифт:
Часть первая
Глава 1
Гостям в первую очередь принято показывать туалетную комнату, уже потом тащить за стол, что я и сделал.
По дороге в столовую Василий Игнатьевич и Пелагея Осиповна вертели головами, рассматривая величественные картины в просторнейшем холле и в коридоре, даже присмирели, роскошь подавляет. Только Ангелина Игнатьевна двигается как армия Ганнибала, достоинство графини не позволяет смотреть по сторонам, хотя столица есть столица, на окраинах империи даже у князей хоромы попроще.
Обеденный
Сверкающий белизной огромный овальный стол на двенадцать персон, накрахмаленная скатерть свисает краями до начищенного до блеска паркета из старого дуба, Я ещё застал такие скатерти в ресторанах и гостиницах, а когда их убрали, официанты объясняли, что теперь модно туфли чистить о бархатные шторы на окнах.
Стены в панелях из такого же выдержанного тёмного дерева, на той стороне зала огромный камин, над ним картина известного голландца с окороками, бужениной, виноградом, апельсинами и прочим-прочим, разве что бананов недостает, но тогда о них, похоже, не знали.
Алый отсвет от раскалённых углей достигает картины, так фрукты и особенно жареное мясо выглядят так, словно их можно перенести на стол.
Василий Игнатьевич и Пелагея Осиповна вошли в столовую несколько стеснённо, зато Ангелина Игнатьевна чувствует себя, как кондотьер в захваченном замке, окинула помещение цепким взглядом, сразу направилась к креслу во главе стола.
Я как чувствовал, успел сесть раньше. Ангелина Игнатьевна что-то глухо прорычала, раскрыла акулью пасть, чтобы согнать наглеца с главного места, везде рулить должна только она, но я сказал быстро и с напором:
— Батюшка, матушка, располагайтесь поудобнее. Быстренько перекусим, потом убегаю, куча дел, хотя так хочется побыть с вами!
Они сели, смотрят внимательно, Ангелина Игнатьевна вынужденно опустилась в кресло рядом с Василием Игнатьевичем, смотрит с неудовольствием, но обострений в начале ужина, вижу, не хочет.
— Как у тебя, — произнесла Пелагея Осиповна стеснённо, — всё красиво!
Я отмахнулся.
— Ах, матушка, некогда голову поднять, не до красивостей! Я весь в работе, как вы и учили.
Она вздохнула, обвела взглядом стол, уставлен посудой из дорогого фарфора, края в золотых узорах, красиво выстроились на высоких ножках хрустальные фужеры, над столом огромная люстра, там свет дюжины горящих свечей многократно преломляется как в хрустальных висюльках, так и в бокалах.
Дворецкий заглянул, уловил мой кивок, дескать, все на месте, можно подавать горячее, пока не остыло, и в распахнутую дверь слуги начали вносить блюда. Во главе стола поставили запечённого поросёнка в золотисто-коричневой корочке, я представил как нежное мясо тает во рту, и ощутил, что в самом деле сегодня ещё даже не завтракал, на соседнем блюде «утиная ножка в вишнёвом соусе», но на самом деле крупная и, уже почти чувствую насколько мягкая и сочная утка целиком
На гарнир ароматный умело запечённый картофель и овощная смесь, цветная капуста, морковь и прочее-прочее.
Слуги молча встали под стенами, готовые сменить блюда, как только те опустеют.
Горячие пироги и парующий кофе появились, как только убрали со стола грязную посуду. Пироги с мясом и капустой я проигнорировал, несмотря на сочную начинку, проглядывающую в верхнюю щель лопнувшей поджаренной корочки. Так же поступил с пирогами из лесных ягод, там ароматная начинка из малины, черники и земляники, всё щедро посыпано сахарной пудрой, но не утерпел и отрезал хороший ломоть шарлотки с мороженым, то есть бисквитного пирога с шариками ванильного мороженого.
Кофе мне подали не в кофейной чашунции, а в настоящей чашке, из которой пьют чай. Я расправился с пирогом, отхлебнул горячий кофе, все поглядывают на меня настороженно, видят, что почему-то очень тороплюсь.
Горячий кофе побежал по венам, разогревая кровь, я сделал ещё глоток и сказал Василию Игнатьевичу:
— Вы успели вовремя! Сегодня явится целая комиссия из городской управы. Нет-нет, мои попечители не могут отнять у меня ни имущество, ни деньги, но я, по их мнению, на всё должен испрашивать разрешение, как несовершеннолетний, представляете?
Василий Игнатьевич медленно кивнул.
— Законы Российской империи таковы. Но в Англии ещё строже.
— Вы, — сказал я, — как мои любящие родители, на всё даёте разрешение, так как верите мне, последнему оставшемуся сыну и единственному наследнику. Это развязывает мне руки.
Ангелина Игнатьевна возразила властно:
— Ну-ну, на это не рассчитывай, малец. Ишь, разрешение ему на всё!.. Ты не стал спрашивать, когда с бандитами умчался на тёплые моря. Теперь с тебя спрос построже!
Я, игнорируя её, смотрел только на Василия Игнатьевича и его жену. Оба чувствуют себя несколько не в своей тарелке, даже двигаются чуть скованно, Пелагея Осиповна сказала просительно:
— Юра, ты уж побереги себя. Столица полна соблазнов!
Я улыбнулся, сказал тепло:
— Щас вас покину, много дел, а вы хозяйничайте. Это ваш дом, а в тот, прежний, пошлите управляющего. Здесь у вас дворецкий, привратник, садовник и парочка или больше слуг, не помню. Да, Иван останется ненадолго с вами, потом и его заберу, работы невпроворот! Настоящей.
Василий Игнатьевич повёл взглядом по сторонам, заново оглядывая роскошный зал.
— Юра… Просто оторопь берёт. Откуда это всё?
Я улыбнулся.
— Я теперь барон.
Он в изумлении вскинул брови.
— Когда ты успел?
— Между занятиями, — сообщил я лихо. — Академия хоть и зовётся Императорским Лицеем, но, по сути, это то же военное училище, только высшего уровня. Потому занятий много, мы должны знать и уметь больше, чем остальное как бы благородное население!
Дворецкий внёс на подносе ещё кофе и горку печенья на широкой тарелке.