Вадбольский 4
Шрифт:
Я терпел жар, проверяя свою защиту, кроме аугментации я же работал и над покровом из магии, это нападать пока не умею, но защищать она должна.
Блин, всё же жарко, у него в руках буквально огнемёты, а струи бьющего в меня пламени никак не заканчиваются.
— Хватит, — сказал я.
Он не унимался, я шагнул в сторону, вперёд, сильный удар в голову. Треск костей, я уже думал, что убил, однако он только мотнул головой, а руки опустились на мгновение, но снова начал их поднимать, хоть и с явным трудом.
— Да
Он ухитрился перехватить мою руку, ударил в ответ. Некоторое время мы тупо били один в другого, я бью заметно сильнее, да и быстрее я, но он держит удары как скала.
Наконец мощным ударом я свалил его наземь, он тут же поднялся на колени, я выхватил тесак и приставил ему к горлу.
— Хорошая поза, — сказал я, тоже тяжело дыша. — Так и стой.
Мальчишка с трудом поднялся, с криком бросился на меня. Я ухватил его за шиворот другой рукой, поднял на весу, как щенка.
Граф вскрикнул:
— Ребёнка пощади!
Я спросил лютым голосом:
— С какой стати?
— Я тебе всё отдам!..
Ещё вчера это был властный и напыщенный господин, сейчас выглядит дряхлым стариком, лицо в глубоких морщинах, под глазами тёмные мешки, а рот искривлён, словно сопротивляется инсульту.
Я медленно опустил мальчишку, но придавил к земле, чтобы не дёргался.
— Ну?
— Ты… — прохрипел он, — победил… Душу дьяволу продал, иначе откуда такое умение?.. Я проиграл. Убей, но пощади мальчишку…
— Наследника твоего рода? — уточнил я. — После того, как погибли его отец и дяди?
Он сказал тем же хриплым каркающим голосом:
— Ему нечего наследовать. Эти земли ты заберёшь, вижу тебя насквозь. Другие ещё не видят, но ты лют и страшен.
Я сказал холодно:
— У тебя дом в Санкт-Петербурге и счета в банке. С ними можно начинать всё сначала. Потому вы оба должны умереть…
Он вскрикнул, как раненый зверь, упал на колени.
— Пощади мальца!.. Я открою тебе все счета!..
За спиной послышался треск веток, приближающийся топот ног. Через минуту на поляну тяжело проломился Иван Бровкин, за ним трое его гвардейцев.
Я кивнул на Гендрикова и мальчишку.
— Крепко связать обоих и доставить в моё имение. В подвал, у двери поставить охрану. Да, в подвале держать раздельно. Старшему заткнуть пасть, вдруг он может магичить и без жестов.
Обоих связали, даже мальчишку стянули верёвками так, что заскулил, я поморщился, ничего, приедем в имение, сразу развяжу, а вот самого Гендрикова привяжем так, что и пальцем не шелохнет, он оказался сильным магом огня, а мы люди осторожные.
Ещё рассвет только-только занимался на востоке небокрая, как их привезли в грузовике, тут же втащили в подвал. Как я и велел, в разные камеры, старший не сможет вдолбить мальчишке, что говорить и как отвечать.
В подвале мрачно и сыро, а ещё и холодно, но Гендриковы
Ничего себе, подумал я встревожено, если он даже связанный и с кляпом во рту может призывать огонь, то противник это опасный, очень опасный.
Его раздели и привязали к стулу, руки к подлокотникам, ноги к ножкам. К сожалению, в подвале не нашлось даже крюков в стене, чтобы надёжнее зафиксировать пленника.
Я подошёл вплотную, вырвал у него изо рта кляп, отшвырнул. Гендриков закашлялся, дёрнул руками, словно хотел помассировать горло.
Я сказал холодным голосом:
— Сперва я хотел убить твоего младшенького, потом злость ушла, парень не так уж и виноват, решил просто кастрировать, чтоб ваш поганый род прекратил существование.
Он забился в верёвках, лицо побагровело, силится что-то сказать, но горло пересохло, слова не складываются, только невнятные хрипы.
Я подождал, приподнял бровь, а когда у него ничего не получилось, и он это понял, я продолжил:
— Кровь людская не водица, не люблю её лить… зазря. Пожалуй, могу даже не кастрировать. Но с условием.
Он смотрел вытаращенными глазами, потом нехотя наклонил голову, дескать, согласен на любые условия.
— Мы сейчас же подпишем купчую, — сказал я. — Ты продаёшь мне своё имение и все земли с предприятиями и рудниками. Скажем, за миллион. Конечно, не дам ни рубля, но напишем миллион, чтобы нормально прошло в Торговой Палате. Или пять миллионов, неважно. И я с этих денег заплачу налог в казну. То есть ты заплатишь, как и положено. Что? И не пикни!.. Считаешь, много за жизнь твоего наследника? Твоего Рода?
Он закашлялся, изо рта наконец-то вылетели слюни, смочив и горло, прохрипел:
— Моё имение?.. Да ни за что!.. Это вся моя жизнь, это жизнь Рода, мы со времён Ивана Грозного строили и растили!
Я сдвинул плечами.
— Ну и ладно. Зато я есть, а тебя, считай, уже нет.
Его глаза расширились, когда я вытащил из ножен тесак и сделал к нему шаг, взглядом нацеливаясь в горло.
Он вскрикнул надсадно:
— Ты забираешь всё, какой смысл мне жить? Лучше убей!
Я сдвинул плечами, повернулся к молчаливому Василию.
— Скажи Тадэушу, пусть прирежет и того малолетнего придурка. А ты кончай этого… Имение и его земли мы и так заберём.
Василий довольно улыбнулся, вытащил из ножен длинный нож с блестящим лезвием и шагнул к Гендрикову.
Тот завопил:
— Погоди, погоди!.. Ты же не этого хотел?
Я обронил как можно небрежнее:
— Но ты против, да?
Он сказал уже тише:
— Давай договоримся!
— Я своё сказал, — отрезал я. — Никаких торгов!.. Это ты торгаш, а я дворянин. Василий, кончай его!