Вадбольский 4
Шрифт:
— У нас же с деньгами по-прежнему туго?
Она положила на край стола поближе ко мне бумаги с гербовыми печатями.
— Это подписанные всеми инстанциями права на земли этого вашего соседа, что ушёл искать истину в закордонных горах. Это немалые деньги! Кроме того, у вас все его банковские счета, не так ли?
Я вздохнул.
— Да всё не доберусь, вы же меня не пинаете! Может, там и вовсе пусто? В общем, дорогая Сюзанна, я к вам с нижайшей просьбой. Вот мой запас, разберите, оцените и занесите в каталог. Наверное, придётся продать, с деньгами же у нас не весьма?
Она
— Вадбольский, — охнула она. — Да когда же вы успеваете?
— За счёт сна и флирта, — пояснил я с грустью.
— И не жаль… от флирта?
Я хвастливо покрутил воображаемый ус, но сказал с печалью:
— В вашу честь, Сюзанна. Рублю чудовищного монстра, а перед глазами ваш светлый образ… Устал, руки отваливаются, но думаю, вот ещё одному кишки выпущу, у них такие зелёные и скользкие, но это же во имя Сюзанны, откуда и силы берутся!
Она лишь поморщилась, почти не слушая, счастливо перебирала в тазике кристаллы, глаза затуманились, женщины все обожают рыться в драгоценностях, проговорила заторможенным голосом:
— Вы просто благородный рыцарь, Вадбольский… Вы герой…
Я сказал деловито:
— Награда будет?
Она медленно улыбнулась, широко распахивая в самом деле дивные синие глаза.
— Что хотите, барон?
— Покажите сиськи, — сказал я и добавил почтительно, — ваше сиятельство.
Она окаменела, улыбка сошла с лица, а крупные глаза превратились в узкие щёлочки, словно из северной графини стала дочерью китайского императора.
— Барон, — произнесла она так холодно, что в комнате с потолка посыпались мелкие колючие снежинки, — вы слишком далеко зашли в своем… своеобразном флирте.
Я как бы спохватился, заговорил с таким искренним раскаянием, какое только сумел изобразить:
— Прошу простить меня, ваше сиятельство! Это у меня выдряпнулось наше, восточносибирское. У нас барышня, чтобы поощрить джентльмена, распахивает перед ним курточку… всего на пару секунд! Или приподнимает кофточку. Но этого достаточно для полного и незамутнённого щастя благородных рыцарей.
Она сказала ещё холоднее:
— Не знаю, что за курточки ваши барышни распахивают, и что такое джентльмены, но у нас в благородном обществе до такой грубой пошлости не опускаются.
— Ещё раз простите, ваше сиятельство, — повинился я. — Клянусь, больше никогда-никогда не попрошу вас показать мне сиськи. Простите, перси!
Она помолчала, рассматривая меня холодно и свысока, в глубине глаз что-то мелькнуло. Будь я понаглее, мог бы подумать, что уже пожалела, что её вынудили дать такое опрометчивое обещание насчёт никогда-никогда, но что сказано, то, считай, сделано, слово благородной графини из старинного аристократического рода закон, а я вот стою перед ней, полный раскаяния, и уже принял это «никогда-никогда» как непреложный закон мироздания.
Ещё с полминуты пообливала меня холодом осуждения,
— Забудем, барон. А кристаллы я оприходую, оценю, занесу в опись особо ценных вещей. Подумайте насчёт приобретения ещё одного сейфа.
Я поклонился и поспешно отступил.
— Спасибо, графиня, что не вдарили. Я пошёл-пошёл снова творить подвиги. В вашу честь, но уже безвозмездно, что значит, даром.
И поспешно смылся, пока она не придумала, что сказать в ответ на новый комплимент.
Прекрасно, вот так ненавязчиво воздвиг ещё один барьер на пути опасного сближения. Вернее, путём нехитрой манипуляции побудил воздвигнуть графиню, а то что-то наши отношения хотя ещё вроде бы чисто деловые, но наметился некий крен в нежелательную, хоть и очень приятную сторону, но разве не первым делом самолеты?
Прямо от графини пошёл творить подвиги, хоть и не к монстрам, но я сам теперь ещё тот монстр. Пошёл наконец-то на второй уровень этой же щели, где ни антрацита, ни кристаллов, а только бозонное пространство в более выраженном виде, наполовину, если не больше, перемешанное с нашим фермионным в такой концентрации, что голова кружится, стоит только представить.
Спустившись на второй уровень, тут же сел у самого, как говорится, порога, поспешно закрыл глаза, чтобы не свихнуться от странной геометрии, где большое помещается в мелкое, а звук переходит в расстояние или цветные осколки.
Изо всех сил старался понять и принять этот мир, твердил когда мысленно, а когда и проговаривал вслух, что я вот свой, я здешний, это всё и моё тоже, меня не должны обижать, я же никого не обижаю, я не тупой простолюдин или аристократ, что одно и то же, я очень даже разумный и очень продвинутый, я знаю, что такое вселенная, её законы, геометрия пространства, хоть и не понимаю, что это, но я верю в их свойства и заранее принимаю их всеми-всеми фибрами.
Не скажу, что это на неё подействовало, вряд ли меня заметит и отреагирует, я же мельче бактерии, но зато сам привык, хотя это не я привык, а во мне то ли привыкло, то ли стерпелось или просто притупилось.
То, что здесь может быть опасно без всяких примитивных и ожидаемых монстров, узнал в конце первой недели, когда одну из цветных струй соседние выдавили из ряда, она изменила направление и скорость, я не успел рот раскрыть, как она пронеслась сквозь меня и пропала в противоположной стене.
В животе осталось нехорошее ощущение, словно пронзили призрачным бревном. Оно исчезло, а вот кора осталась, целый день ощущал как нечто чужеродное двигается по телу, постепенно то ли испаряясь, то ли всасываясь в кровь и лимфу.
Хватит, решил запоздало, скоро зимняя сессия, съезжу, постараюсь отстреляться, а то и отбояриться побыстрее, потом вернусь и продолжу… если хватит духу.
Этот уровень для меня что-то вроде внутренностей детского калейдоскопа: вижу сменяющиеся фрагменты цветных стёкол, никакой системы, голова постоянно кружится, сознание не в силах уцепиться за какие-то ориентиры, а мозг горит, стараясь уловить закономерности и создать хоть какую-то систему.