Вадбольский 4
Шрифт:
На подгибающихся от усталости ногах выбрался наверх, Любаша заохала, что такой худой и бледный, я позволил себя отвести на кухню, наелся так, что стало тяжело подниматься к себе на второй этаж.
В своем кабинете вытащил один пузырь из правого кармана, второй из левого, мера предосторожности, а то вдруг сольются, а в фермионном мире не сумею их разделить.
Увеличить размеры удалось без труда, уже натренировался раньше, расставил в разных концах кабинета, несколько раз вдохнул, насыщая кровь кислородом, бросил в один пузырь сапог и почти без удивления,
Оставалось проверить самое главное, но чувствовал всеми фибрами, что завтра уже не решусь, а сейчас, пока дурак и мыслю от усталости как-то бесшабашно и спутанно, можно и погеройствовать.
Набрал в грудь воздуха, шагнул в пузырь, никакого сопротивления оболочки, словно её нет, сразу же картинка перед глазами сменилась, я с содроганием до последних уголков души понял, что смотрю из другого конца кабинета!
Голос Алисы донесся как через стену из ваты:
— Церебрастения… один шаг до кахексии.
Я поинтересовался вяло:
— Это ещё чё?
— Истощение мозга, — ответила она злорадно. — Кахексия неизлечима!
— Чё, — спросил я с недоверием, — правда?
— Правда, — подтвердила она уже серьёзно и даже обеспокоенно, — мозг человека не предназначен решать задачи строения иной вселенной. Настоятельно рекомендую немедля заснуть. Я прослежу за альфа и бета ритмами сна, иначе утром получим полного идиота, что мочится под себя, а мне придётся то ли искать другого пета, то ли самой возрождать княжество Вадбольских.
— Но-но, — прохрипел я, проваливаясь в черноту, — руки прочь… гиена Европы…
В самом деле уснул раньше, чем голова коснулась подушки. Всю ночь снились кошмары, меня затягивало в чёрную дыру и распускало на лапшу, почему-то синего цвета, хотя тёмная дыра, тёмная потому что непонятная, а так может быть не только чёрной, как грех, но и зелёной, как молодой кузнечик.
Проснулся с сильнейшей головной болью, даже Алиса ничего не могла сделать, слишком уж неподъёмная задача понять мир, где вместо земной логики стеариновая свеча с пушистым звоном и свинцовой рябью на диске Сатурна.
Утром потратил пару минут, чтобы избавиться от головной боли, просканировать организм, что-то с ним непонятное, чувствую, как растёт мощь, но пока не могу сообразить, в чём может проявиться.
Любаша, увидев моё бледное, как у вампира, лицо с синими кругами под глазами, охнула и поспешно заварила большую кружку крепчайшего кофе, принесла с ним на тарелке высокую горку расколотого рафинада.
После горячего кофе я выбрался во двор, там холодный ветер с дождём и снегом, как раз то, что надо для контраста, я поспешил на строительную площадку.
Грозное имя графа Басманова, генерал-фельдмаршала, тайного советника и члена Высшего Совета при императоре служило защитой его земель, потому при имении даже казармы не было. Кто посмеет? Но сейчас знают, хозяин этих земель не могущественный Басманов, а какой-то мелкий и нищий барон, вынырнувший откуда-то из берлоги далёкой и страшной Сибири.
Потому я из кожи вон лез, стараясь как можно быстрее выстроить
Оба здания на шестьдесят человек, как по инструкции, в каждом по железной печке-буржуйке, пришлось нарисовать её и долго объяснять, как её смастерить. Потом догадался, что у нас не Греция и даже не Франция, лучше по печке с обеих сторон, а вход сделать по центру, тепло так сохранится лучшее.
Мои гвардейцы переселились с облегчением, неловко занимать целый этаж в имении, а здесь тепло, и сухо, кровати настоящие, бельё добротное, нужник рядом крытый, жить можно!
Я проверил как у них и что, какие вопросы и пожелания, потом потащился в большой дом, предчувствуя неприятный разговор с Сюзанной, которая с юмором не дружит, ей эти гуси-лебеди непонятны, почему летают так поздно, остальные уже давно улетели, и почему носят не лягушек на прутике, как было запротоколировано, а мешки со странным и даже очень странным содержимым.
Я вошёл в кабинет, потер ладони.
— Как здесь тепло, а там такая мерзкая погода! Хуже того — климат!
Она фыркнула.
— Ты самец, зачем тебе уют? Всё равно всё поломаешь.
— Зачем ломать?
— Потому что Вадбольский.
Я вскинул брови в недоумении, а она взглянула на меня несколько хмуро и с вопросом в глазах, медленно покачала головой, не сводя с меня инквизиторского взгляда.
— Вадбольский, — произнесла она совсем другим голосом, в котором чувствуются нотки ферросплавных элементов, — признавайся, во что снова влип?.. Здесь не просто бумаги, а закладные дюжины аристократов! Кто-то проигрался в карты и заложил земли, дома, производства, кто-то платит какие-то отступные, не знаю, за что, разобраться можно, но стоит ли?..
Я переступил с ноги на ногу, спросил с надеждой:
— А с деньгами?
Она вздохнула, подвигала бумаги на столе, словно тасуя карты Таро, подняла на меня взгляд пронзительно светлых, как вода горного ручья глаз.
Я сел напротив, позвонил в колокольчик, сказал заглянувшей Любаше, насчёт пары чашек горячего кофия, мне снова большую. Можно и пирожков, если напекли свежих.
Любаша, покачала головой, глядя на моё осунувшееся лицо, кивнула и пропала за дверью.
Сюзанна сказала медленно:
— С деньгами проще. Приняла в кассу, расходы растут, денег много не бывает. Именные драгоценности можно бы вернуть хозяевам, но это на твоё усмотрение, а неизвестные стоит продать, деньги нужнее. Акции компаний пригодятся, выбрасывать на биржу пока не стоит, надо проследить за курсом. Золотые рубли можно оставить, но можно и продать, цена на золото пока высокая.
Я воспрянул духом, Сюзанна уже начинает привыкать, что у меня не всё как у людёв, воспринимает всякое такое вполне адекватно.