Вадбольский 4

Никитин Юрий Александрович

Она если и смешалась, то на долю секунды, сразу выпалила:

— Глава рода Василий Игнатьевич, я помогаю ему в меру своих сил!.. Он всё ещё слаб после болезни, я жертвенно часть его ноши тащу на себе!

— Вот и тащите, — ответил я, — но так, чтобы не пересекались с моими распоряжениями. В этом доме командую я. Вы можете… в своей комнате. Надеюсь, вас устроили там удобно?

Она задохнулась от ярости.

— Что? В комнате?.. Ты помнишь, что ещё несовершеннолетний?

— Я помню, — ответил я, уже закипая, — никто из родственников

не может отнять моё имущество, мои земли или мои предприятия.

— Отнять не могут, — оборвала она победно, — но имеют право запретить ими пользоваться! До самого совершеннолетия! Это знаешь?.. Вижу, знаешь.

Я выставил перед собой ладони с растопыренными пальцами.

— Хорошо-хорошо!.. Спросим Василия Игнатьевича. Он же глава Рода?

Она фыркнула.

— А то ты не знаешь. Вадбольских много, но нашу ветвь возглавляет Василий Игнатьевич!.. И его слово — Закон!

— Поговорю с Василием Игнатьевичем, — пообещал я.

Она фыркнула, обдав меня цунами презрения, гордо удалилась. Я оглянулся на пространственный пузырь, хотя точнее его называть безпространственным, потому что между ним и тем, что в подвале моего имения пространства не существует. Просто это один пузырь в двух местах.

Да, точно никто не увидит. И случайно не подойдет, дорога перекрыта столом, а слева ещё и книжным шкафом. Правда, справа узкий проход между картиной и столом, но для этого нужно ещё попасть в сам кабинет, но на этот раз я дорогу перекрою понадёжнее.

Василия Игнатьевича и Пелагею Осиповну обнаружил в маленькой, но уютной комнате, где из мебели больше всего выделяются три громадных книжных шкафа, есть большой изогнутый диван, три кресла, а между ними неброский столик с парующим самоваром и широким блюдом с пирожками и печеньем домашней выпечки.

Василий Игнатьевич и Пелагея Осиповна сидят рядышком на диване, в руках блюдца с чаем, меня с порога умилила эта старинная привычка, когда чай пьют не из чашки, а из блюдца.

— Как я рад вас видеть, — сказал я с чувством. — Вы правы, из-за этой слякотной погоды только горячий чай с утра до вечера!

Оба смотрят с любовью и лаской, я же ещё по выезду из их имения подогнал лицо и возраст, чтобы в точности соответствовать их пропавшему сыну.

Пелагея Осиповна сказала тихо:

— Юра… как же ты сумел?

— То ли ещё будет, — сообщил я заговорщицки, — ой-ой-ой! Что-нибудь ещё надо? Вы говорите, не стесняйтесь!.. Здесь всё для вас!

Я изо всех сил сдерживал себя, чтобы не сказать привычное «вы здесь хозяева», так бы и брякнул, если бы не эта сестра Василия Игнатьевича, слишком зациклена на боярском понимания Рода и его родового древа.

— Спальня устраивает?

Василий Игнатьевич сдержанно улыбнулся.

— Спасибо, Юра. Всё рядом, всё удобно. И слуги вышколенные, ничего объяснять не надо…

Я довольно заулыбался. Басманов пообещал год оплачивать содержание как имения, так и этого дома, пока не разберусь с делами, так что ещё полгода попользуюсь графским кошельком,

а дальше сам, сам.

Глава 11

До встречи с Иолантой ещё полчаса, была идея пройтись по зельевым лавкам, в Санкт-Петербурге графиней Кржижановской уже открыты три, но погода мерзкая, в такую только сидеть на диване в жарко натопленной комнате и пить кофе, похрустывая сахарным печеньем.

Ресторан «Эрмитаж» удачно расположен на стыке трёх улиц, разумеется, в центре, такой только я мог не заметить, натоплено так, что жаркий воздух всякий раз вываливается из входной двери, моментально убирая капли от тающих снежинок на волосах.

В зале с десяток столиков, но заняты всего три, в такую погоду нормальный человек предпочитает ужинать дома, можно даже употреблять кофий или коньяк, глядя в окно на этот мокрый снег с мелким гадким дождем.

На столах свечи, под потолком огромная люстра, зал залит праздничным светом, светло, уютно, столы один от другого на расстоянии, везде накрахмаленные скатерти свисают до пола, а публика чистая и благородная, явно цены кусаются.

Метрдотель учтиво проводил меня к столику, жестом подозвал официанта. Тот подбежал с такой надеждой в глазах, что вот только я их тонущий ресторан спасу одним заказом, спросил торопливо:

— Чего изволите?

— Хороший кусок мяса, — сказал я, — По вашему выбору. В меру прожаренный, и гречневую кашу. А потом кофе.

— Что пить будете?

— Кофий, — повторил я терпеливо. — Умные люди в такую погоду пьют кофий. Полоумные — чай. А дураки так и вовсе водку.

Он умчался, большой прожаренный ломоть мяса принесли так быстро, словно как раз заканчивали обжаривать с обеих сторон, гречневая каша лоснится от сливочного масла, тоже горячая, только что с огня, всё прекрасно.

Донесся полный отвращения голос Алисы:

— Жы-ывотное… Мог бы уже на электричество…

— А какое оно на вкус? — поинтересовался я.

Кусок мяса оказался маловат, а гречневая каша исчезла вообще незаметно. Я вздохнул, кивком подозвал официанта и велел либо повторить, либо принести такое, что может насытить не избалованного аристократа, а голодного грузчика после тяжёлого трудового дня.

Пока заказ готовится, мне принесли свежую газету, как удобно, я начал с главной страницы, где размещена хорошая обзорная статья за весь уходящий год, так как на носу встреча Нового Года, уже 1854-го.

Итак, в начале февраля 1853 года Россия потребовала у Турции признать право православной церкви на святые места в Палестине.

В марте этого года Наполеон III послал французскую эскадру в Эгейское море с требованием, чтобы ключи от церкви, церковью Рождества Христова в Вифлееме были отданы католическому духовенству

5 апреля Англия пообещала Турции поддержку в случае войны с Россией.

1 июня российским правительством был издан меморандум о разрыве дипломатических отношений с Турцией.