Вадбольский 5
Шрифт:
— Как же ты долго!
Я видел как скривился Вольдемар, явно прибыли не больше часа тому, но для стремительной Марчеллы да, долго.
Она жарко расцеловала, отстранилась, не выпуская из рук, налитая жизнью, как яблочко свежим соком, всмотрелась блестящими глазами.
— Рассказывай!
— Сперва поедим? — предложил я и, высвободившись из её рук, усадил её рядом с Вольдемаром, а сам сел с другой стороны.
Ангелина Игнатьевна сидит, как царственная жаба на болоте, не изменила выражения, но, чувствую, величественно одобряет, что сел рядом с Марчеллой, эти
Она окинула меня подозрительным взглядом.
— А где же орден? Или всё наврали?.. Орден Святого Георгия велено носить, «не снимая»!
Я фыркнул.
— Тётушка, вы что-то недопоняли. «Не снимая» в обществе, но в постели даже сам Император снимает, а то спать весьма неуютно. И когда в туалет заходишь, уж простите великодушно, ордена приличнее снимать… или накрывать чем-то. И вообще дома какой резон щеголять перед своими? Тётушка, вы как бы своя, нет? Ну хотя бы на полмизинца?
Передо мной слуги поставили, уже знают мои вкусы, хорошо прожаренное мясо, коричневая корочка так и просится, чтобы проломили ножом и вилкой. В двух местах там лопнуло, обнажая светлое нежное мясо, медленно вытекает струйка нежнейшего сока.
Рядом Марчелла деловито режет на кружечки кровяную колбаску, даже кончик языка от усердия высунула, лицо настолько деловитое, словно подписывает безвозмездную ссуду от Лондона на миллион фунтов стерлингов.
Перед Василием Игнатьевичем и Пелагеей Осиповной одинаковые глиняные тарелки с высокими краями, я заглянул краем глаза, очень даже непростой грибной суп, пахнет охренительно, явно Ангелина Игнатьевна взяла и кухонные дела в свои цепкие руки. Её тарелку со скелетом рыбины быстро убрали, взамен поставили на большой плоской тарелке большой пирог с черничной начинкой.
Неужели сожрёт одна, мелькнула мысль, но взглянул на тётю, да, она может, ещё и к соседу в тарелку заглянет.
На десерт подали всем пироги, большие и пышные, сквозь бока просвечивают ягоды черники.
Это хорошо, а то Василий Игнатьевич из врождённой скромности чувствует себя гостем, зато его младшая сестра с ходу взяла власть в железобетонные длани, слуги служат, повариха со стряпухой не покидают кухню, в доме чистота и вообще-то уют.
Марчелла прожевала большой кусок пирога, торопливо запила клюквенным соком и сказала сиплым голосом:
— Спасибо, Ангелина Игнатьевна, вы придумали чудный обед!.. А этот сок клюквы с брусникой вообще чудо! Никогда раньше не пробовала!..
Ангелина Игнатьевна царственно улыбается, попробуй не похвали, а Марчелла уже повернулась ко мне.
— Братик! Да ладно, какой ты дядя, мы одногодки, когда пригласишь в своё имение?.. Да, о нём уже наслышаны!
— Откуда? — изумился я. — Эх, злые языки страшнее пистолета. Марчелла, пусть потеплеет и подсохнет. Сейчас там не столько снег, сколько грязь и ямы. Всё перекопано, участок в стройке. Я сам, как миллион муравьёв, всё надо, а ничего нет. Летом привезу вас, полюбуетесь. Если, конечно, справлюсь.
Марчелла выкрикнула задорно:
— Справишься!.. Думаешь, не знаем, что
Ангелина не дрогнула лицом, только взгляд метнула из-под тяжёлых жабьих век, набрякших и многослойных, но я не стал надувать щёки, и она быстро успокоилась, раз я веду себя как и должен держаться младший из младших в роду.
В завершение обеда всем подали квас, мне тоже, я велел принести кофий, Ангелина Игнатьевна вздыбилась было, гневная и рассерженная таким грубейшим нарушением распорядка, хуже был только выход на Сенатскую площадь, но слуги выполнили моё распоряжение, молча давая понять, кого считают хозяином.
Откушав кофия, я с достоинством поднялся из-за стола и поклонился.
— Прошу прощения, но вынужден покинуть вас, ибо дела, дела!
Глава 3
Автомобиль ждёт в пристройке особняка, там так хорошо прятаться от мирской суеты, а всё созданное нашими руками перенимает и наши привычки.
— Нет уж, — сказал я, — все должны работать, так Господь повелел. У тебя тут как?
Распахнул дверцу, проверил, всё на месте, здесь Ангелина Игнатьевна почему-то ещё не копалась. А хорошо бы и в Щель так же, через пространство, да только как с суфражистками?
От моего дома до Лицея почти рукой подать, авто под моим нечутким руководством попетлял по узким улочкам столицы, а на выезде к площади издали увидел, как на просторной стоянке припарковывается роскошный автомобиль, на нём в ресторан приезжала Иоланта.
Я остановил свой автомобиль рядом, выскочил с извинениями за опоздание. Шофёр распахнул дверцу перед Иолантой, она вышла с милой улыбкой, дико хорошенькая, с приятным лицом и большими, как у куклы, карими глазами, с огромными ресницами, милыми ямочками на щеках и пухлыми, красиво очерченными губами. Прическу закрывает шляпка с широкими полями, только и рассмотрел, что волосы отливают старой медью и собраны крупными локонами.
Иоланта весело блеснула жемчужными зубками, от моих извинений отмахнулась с небрежностью принцессы даже не Бургундии, а галактической империи Магелланова Облака:
— Я тоже только что. Барон, для вас расшаркивание, что медвежьи танцы, даже страшновато. Оставьте ваш автомобиль, поедем в моём.
Я перенёс в её роскошный дворец на колёсах обе снайперские винтовки, захваченные у террористов, Иоланта покачала головой, но смолчала, но когда уселась на заднее сиденье, а шофёр стронул машину с места, неожиданно спросила:
— Сюзанна намекнула, вам уже не нравится наше женское общество в Щели?
Я вздохнул.
— Вы не так поняли, ваша светлость… Или ваше высочество, как вам удобнее?
Она отмахнулась.
— Мы не на светском приёме, можно просто по имени. Или мы вам не нравимся?
— Как можно? — воскликнул я огорченно. — Я был влюблен в вас, когда вы были ещё Иоландой Лотарингской, а когда стали Иолантой Анжуйской, вообще расцвели, как большой и красивый подсолнух среди чертополоха!
Она мило улыбнулась.