Вахтанговец. Николай Гриценко

Коллектив авторов

И во время репетиции с ним случилась истерика: при исполнении песни

он расплакался. Я остановил репетицию и предложил Николаю Олим-

пиевичу отдохнуть, а он мне рассказал, что неожиданно вспомнил свое­

го друга детства, талантливого комика, который не стал артистом, а он,

Гриценко стал знаменитостью и ему стало очень грустно, так грустно, что

он заплакал. И решил посвятить этому другу роль клоуна.

Я не могу рассказывать обо всех ролях, сыгранных им на сцене. Хочу

сказать главное: если мой отец искал

идеального исполнителя заветов

своего учителя Вахтангова быть на сцене и гениальным трагиком и бли­

стательным комиком, воплощать глубокие характеры великих русских

писателей Достоевского и Толстого или великие характеры Шекспира

и одновременно быть очаровательно легким в водевиле или в капустнике,

уметь преображаться в любую национальность, француза, итальянца, ис­

панца - то, безусловно, он нашел его в великом русском артисте Николае

Гриценко. И не беда, будто кто-то говорил, что он мало образован, мало

начитан, но ему это совсем не мешало. Вспомним, что сам Пушкин го­

ворил : «Поэзия должна быть глуповатой». Жаль только, что его талант

оказался недооценен и недостаточно востребован!

Евгений Симонов

Николай Гриценко - Фон Гуан

Он легко и пластично движется по сцене и лихо бьется на шпа­

гах. Из всех эпитетов, какими награждают Дон Гуана в пьесе,

к Дон Гуану-Гриценко больше всего подходит обращение Лауры:

«повеса». Актер изящно, с чувством меры играет молодого повесу,

Дон-Жуана в обычном смысле этого слова, то есть человека, при­

выкшего соблазнять женщин. Наиболее правдив он в этом своем

амплуа в сцене у Лауры - тут и бездумное убийство соперника,

и искреннее увлечение Лаурой, и торопливое стремление «сорвать

цветы удовольствия».

Гуан-Гриценко беспечно вспоминает и о синеоких северянках,

и о тихой Инезе, и о Лауре, и о Командоре, наткнувшемся на шпагу,

«как на булавку стрекоза»: это все для него прошлое, события в про­

шлом стираются и расплываются, а Гуан живет только сегодняшним,

настоящим. И Дону Анну соблазняет он, явно не думая о будущем

ни своем, ни ее, и перед кивающей статуей испытывает он острый,

но мгновенный испуг, о котором забывает, как только покидает клад­

бище. Его любовь к женщинам искренна, но очень недолга, его хра­

брость - явно короткой дистанции. Этому Гуану очевидно легче

и проще с Лаурой, чем с Доной Анной. Он не уводит Анну от могилы

в мир жизни, любви, попрания предрассудков, а тривиально и умело

соблазняет, пополняя счет своего дон-жуанского списка.

В сцене на кладбище

и в последнем эпизоде Гриценко легко играет

умелого и обаятельного обольстителя, словно по нотам соблазняю­

щего Дону Анну если и не после оперно-преувеличенных «тысячи

трех», то во всяком случае, среди не одного десятка бывших и буду­

щих любовниц.

С самого начала, лишь увидев вдову Командора на кладбище,

он уверен в победе. И в сцене у Доны Анны не дух Анны пробужда­

ет он, не мятеж против всего, чем жила она, - против памяти мужа,

против бога, проклявшего убийцу Гуана, - он пробуждает только

плоть, скрытую под черным покрывалом, долгим поцелуем ломая

сопротивление слабеющей женщины. Не войди мертвый муж - Анна

этого спектакля скоро опять осталась бы одна в пустом доме, про­

ливая слезы уже о вероломстве мужчин...

Е. Полякова

Николай Гриценко с Рубеном Николаевичем Симоновым

118

Театральные критики

о творчестве

Николая Гриценко

«Живой труп». Федя Протасов

Николай-Чудотворец

Нет, я не стану писать и рассказывать то, о чем десятки раз написано

и рассказано, о прекрасном актере Театра имени Вахтангова - Николае

Олимпиевиче Гриценко, его партнерами по сцене, критиками, фанатич­

ными зрителями, поклонниками и поклонницами. Нет, я не стану повто­

рять наглухо сцементированную легенду, будто Гриценко был до смешно­

го необразован, делал три ошибки в слове из трех букв - «еще», изобра­

жая его на бумаге как «исчо». Нет, я не стану излагать «хрестоматийное»,

будто Гриценко чрезмерно грешил трагическим грехом актерской братии

вообще и, русской в частности, - увлечением зеленым змием как сред­

ством вдохновения, оживления уставших творческих сил. Нет, я не стану

восторгаться знаменитым эпизодом из творческой биографии Гриценко,

когда его же собственная мать не узнала сына в образе купца Молоко­

ва из спектакля «На золотом дне», все спрашивая, почему же не играет

ее ненаглядный Коленька, которого она специально пришла смотреть.