Вакханалия
Шрифт:
— На дорогу смотри, — сказала я, — в булочную воткнемся. И поосторожнее: фигуранта менты могут пасти.
Постоялов проживал в модерновом многоступенчатом доме, зажатом с трех сторон типовыми синими свечками. Двор практически пустовал — пронизывающий ветерок как-то не располагал к народным гуляньям. Часы показывали без четверти десять — время в принципе раннее. Объехав собачью «мину», Эдик припарковался за мусоркой с тремя живописными бомжами — отсюда двор просматривался как на картинке. Жильцы почти не высовывались. Но машин стояло много — полный демократический
— Машина вроде на месте, — пробормотала я.
— Но люди имеют вредное свойство иногда ходить пешком, — закончил Эдик.
— Да, — кивнула я, — некоторые только тем и занимаются, не будем показывать пальцем.
Эдик с удовольствием гоготнул.
— Номер квартиры знаешь?
— Восемьдесят два, — с готовностью откликнулась я. Приятно иметь дело с понимающими людьми.
— Жди. — Эдик вынул из бардачка какую-то плетено-кожаную папочку и полез из машины.
— Осторожнее! — пискнула я.
С непрошибаемо-деловой физиономией мой новый «хранитель» вошел в подъезд, а я на заднем сиденье принялась нервно озираться. Следит ли милиция за Постояловым? По идее, должна — после возмутительной расправы с Розенфельд самое время зашевелиться. Но наберут ли они людей — следить за каждым, да еще в убийстве попутно ковыряться? А на дворе, между прочим, выходной день — не еврейская, конечно, суббота, но для многих русских понятие святое…
Эдик вылетел из подъезда как пробка из бутылки. Но моментально опомнился, сунул папочку под мышку и, насвистывая, направился к машине. По походке его было заметно, что Эдик не прочь рвануть быстрее.
— Ну что, первый блин в коме? — спросила я, когда он упал на место и швырнул папочку на соседнее сиденье.
— Отнюдь, — повернул он ко мне улыбчивую физиономию. — Но у твоего фигуранта такое лицо, словно я его сало съел.
— Объясняй, — затребовала я.
— Ну поднялся я, позвонил, а он сразу открывает — уже под дверью стоял, ботинки зашнуровывал. Так и так, говорю, собираем подписи за строительство в вашем дворе ультрасовременного овощехранилища с дополнительными холодильными установками, не желаете ли поучаствовать?
— А он?
— Ну конкретно не послал, но был недалеко от этого. До свидания, говорит, молодой человек, недосуг мне. Полагаю, сейчас он выйдет.
Я почувствовала, что начинаю сползать под сиденье.
— Слушай… — зашептала я. — А если бы он согласился… ну это, подписать?
— И подписал бы, — невозмутимо кивнул Эдик, — как миленький. У меня разных бланков и чистых листочков с автографами — полная папка. Уж нашел бы ему соответствующий… Ага, вот и мы. Выплываем, деловые. Пригнись-ка, Лида.
Я уже давно пригнулась. Вернее, сползла. В этот момент копошащимся у мусорки бомжам надоело лицезреть в непосредственной близости от своего «места работы» опрятненькую (не смотри, что отечественную) машину.
Существо покорябало в окошко — робенько так.
— О мать моя… — процедил Эдик, приспуская окно на полсантиметра.
— Скажите, вы люди? — ошарашило вопросом существо.
Эдик даже растерялся. Помолчал, выбирая достойный ответ. Ничего не придумал.
— Ну люди, — признался как-то без уверенности.
— Дайте десять копеек…
Эдик расхохотался. Выцепив из куртки десятку, просунул в щель — как карту в прорезь банкомата.
— Пошел, пошел отсюда… Как тебе, Лида, этот заезд? Интересная постановка вопроса, согласись.
Заурчал мотор. Заработать мог только серый «опель» Постоялова — других автолюбителей до своего «сползания» я не наблюдала. Прошуршали шины по асфальту — я максимально сплющилась, но разглядела обтекаемую серую крышу. «А чего я шифруюсь? — вдруг пришла в голову занятная мысль. — Разве можно узнать Косичкину после Жорикова колдовства?»
— За ним? — деловито осведомился Эдик.
— Подожди… Осмотрись хорошо. Никто за ним не едет?
— Да нет. — Эдик озадаченно помолчал. — Стоят. Слушай, Лида, он арку проехал. Смотри, потеряем.
— Давай, — решилась я. — Хотя куда он, на фиг, денется? В офис попилил. Или к жене в больницу…
Оказалось, первое. Трудился Борис Аркадьевич на улице Ватутина — практически в трех шагах от дома. Стандартная пятиэтажка вдоль дороги, за остановкой. Когда-то в ней располагался институт гигиены, но, с тех пор как надобность в последней отпала, институт накрылся тазиком. Теперь он вмещал сразу несколько конторок, о чем извещали два ряда табличек на входе. На одной из них русским по черному так и значилось: «Артемида. ООО». Хмурый, как туча, Борис Аркадьевич загнал машину на платную автостоянку у торца дома и отправился в здание.
— Это надолго, — резюмировала я. — Похоже, у Бориса Аркадьевича совсем бизнес разладился, если работает по красным дням.
— Давай подождем, — предложил Эдик. — Он, может, и не работать отправился, а так — забрать что-нибудь. Бутылочку «Арманьяка», например.
— Давай, — согласилась я.
За десять минут ничего кардинально не изменилось. Часы показывали десять двадцать; время шло своим чередом, ему не было дела до наших цейтнотов. На пятнадцатой минуте ожидания Эдик не выдержал, забрал папочку и удалился в здание. Вернулся довольно быстро.
— «Артемида» занимает две угловые комнаты на первом этаже. Твой подопечный выписал пропуск до шести вечера — по выходным проход в здание только через пропускное бюро.
— Кем представился? — поинтересовалась я. — Налоговым инспектором?
— Да никем, — расплылся в улыбочке Эдик, — просто у вахтера спросил. У него там скукотища страшная, и телевизор сломался. Трещит, как сорока… Ну что, отключаем твоего подозреваемого?