Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни
Шрифт:
Мы спустились в город и сбросили идолов с их мест в Каабе, разбили их на куски и разбросали по улицам, и когда я расколол черепа полутора десятков бесстыжих насмешников и тупоголовых неверующих, то их кровь — это было всё, что было пролито в триумфах, принесших нам нашу первую империю. Мы очистили Каабу, и пророк, взойдя на кафедру, возблагодарил аллаха и призвал его благословение на наши руки в почтенном храме, к которому с тех пор лица бесчисленных миллионов людей обращены в часы хвалы и молитвы.
Вскоре во всей Аравии был только один бог,
Именно один из этих посланников, изящный, надушенный, в шелках и золоте рыцарь из Византии высек первую искру того свирепого пламени, которое вскоре распространилось от наших северных границ через Сирию к горам Тавра и от Внутреннего [23] моря к берегам Каспия.
Однажды группа его людей, встретив нас с Зорайдой на улице, остановилась и уставилась на нее во все глаза, пораженная необычностью ее красоты. Должен сказать, что к этому времени моя маленькая пастушка выросла такой же высокой, статной и прекрасной, как сама Илма, такой же ее живой образ, какими были Цилла, Балкис и Клеопатра.
23
Красного.
В их взглядах не было ничего особенно оскорбительного, грубого и всего такого, однако один из них позволил своему развязному языку опередить то немногое разумение, которое у него было, и прокричал по-сирийски, который мы понимали так же хорошо, как и наш собственный язык:
— О святые, если райские гурии хотя бы вполовину так же прекрасны, как вон та прелестная варварка, то не так уж много нужно, чтобы сделать из меня хорошего мусульманина!
Кровь резко прилила к щекам Зорайды, и в ее глазах вспыхнул гнев. Она взглянула на меня и попросила:
— Халид, ты сломаешь для меня шею этому неверному?
— Конечно! — ответил я. — Даже с удовольствием.
С этими словами я шагнул в группу ухмыляющихся византийцев и, быстро схватив обидчика за горло, встряхнул его так, что у него во рту застучали зубы:
— Ах ты, неверующий пес! Кто научил тебя визжать на улицах священного города? Ты — добрый мусульманин?! Ты — спутник для райской гурии?! Клянусь аллахом, во всей Аравии нет девушки, которая не плюнула бы на тебя. Ты назвал дочь ислама варваркой. А теперь ляг в пыли у ее ног и проси у нее прощения, или, по милости аллаха, я сорву твою пустую голову с плеч и брошу ее собакам!
С
— Меч, Халид, скорей, а то они убьют тебя!
Я отпустил горло парня и, схватив его за пояс и за густые волосы, поднял с земли и взмахнул им, расчистив вокруг себя пространство. Видя, как двое из них приближаются ко мне с обнаженными мечами, я поднял его высоко над головой, как сделал это с коварным Зиркалом в тронном зале Тигра-Владыки, и швырнул его на них, так что оба их меча прошли сквозь его тело, и все трое вместе рухнули в пыль.
— Жизнь! Жизнь! — закричали остальные, увидев это. — Он убил слугу римского посланника! Убить неверующего варвара!
И они тоже бросились на меня, четверо против одного, двое с мечами и двое с короткими пиками; но мой ятаган к этому времени уже был вынут, и Зорайда тоже обнажила свой клинок, так как вы должны знать, что в те дни благороднейшие из наших арабских девушек были обучены владению оружием, как и мы, и, как вы увидите, шли на войну с лучшими из нас. Она подбежала ко мне с криком:
— А теперь, неверующие псы, вы увидите, как встретит вас ваша прелестная варварка!
И с этими словами она так быстро и ловко ударила под защитным щитком византийца, стоявшего против нее, что рассекла ему лицо от лба до подбородка самым ровным разрезом, какой когда-либо делал меч. Ослепленный, он с воем рухнул перед ней, а я тем временем нанес такой же удар по другой голове, и когда мой противник вскинул меч, чтобы встретить удар, и его клинок, и мой разлетелись на куски, так что, за неимением лучшего оружия, я воткнул рукоять ему в лицо и разбил его так, что он лишился всякого сходства с человеком.
Так что он тоже упал рядом с товарищем, и двое с пиками, которым не хватило духу для такого жестокого боя, бросились наутек с криками вниз по улице как раз в тот момент, когда сотни людей бежали со всех концов города, чтобы посмотреть, из-за чего идет бой.
Не прошло и часа, как нас с Зорайдой вызвали к пророку дать ответ за драку, и там мы нашли Семпрония, посланника Ираклия, который обвинил нас в убийстве и нарушении закона народов, так как мы убили пятерых слуг его господина, когда между нами не было войны. Но когда мы изложили свою историю, а те из свидетелей, которые видели бой, рассказали свою, Мухаммед повернулся к нему:
— Похоже, твои люди заслужили свою смерть, Семпроний, потому что оскорбить девушку ислама и не умереть не может ни один мужчина. То, в чем поклялись мусульмане, не может не быть правдой, поэтому ты должен быть удовлетворен.
— Нет, клянусь всеми святыми, я не успокоюсь! — воскликнул византиец, топнув ногой в изящной сандалии. — И мой господин Ираклий тоже не будет удовлетворен, и от его имени я требую, чтобы этот мужчина и эта девушка были доставлены ко мне, а я сделаю то, что считаю правосудием по отношению к ним!