Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни

Гриффит Джордж

— Бог дарует победу! Рай! Рай! — и направил своего зверя в центр римской линии.

Мы бросились за ним диким, неистовым, ликующим вихрем, а ветераны Ираклия смеялись над нами, излучая презрение к орде полуобученных варваров, какими мы несомненно казались им. И все же наш натиск был так яростен, и так велико было наше презрение к смерти, что тройная стена пошатнулась и чуть не разлетелась на куски.

При первом же натиске Зейд упал, истекая кровью от множества ран. Джафар, справа от него, схватил знамя. Тогда огромный римлянин, который мог бы быть братом-близнецом Марка Антония, в роскошном алом одеянии, весь в золоте и стали, верхом на огромном черном жеребце,

при виде которого имя моего старого скакуна сдавленно выскочило из моих уст, пробился сквозь толпу и нанес Джафару размашистый удар длинным прямым обоюдоострым мечом с золотой рукоятью. Стоило мне только увидеть, как он сверкнул на солнце, как я сразу узнал в нем мой добрый меч, священную сталь Армена.

Удар обрушился, и правая рука Джафара упала. Он поймал падающее знамя левой рукой, но лишь за мгновение до того, как и эта рука была отрублена врагом, нависшим над ним. Джафар прижимал знамя к груди двумя кровоточащими обрубками, все еще выкрикивая боевой клич, когда огромный клинок опустился снова и рассек его почти до седла. Когда Джафар свалился, Абдалла бросился вперед и, свесившись с седла, поднял знамя и принялся размахивать им:

— Вперед, правоверные, за ислам! Перед нами победа или рай!

Он тоже упал, пронзенный и изрубленный полусотней ударов копьем и мечом, и наконец настала моя очередь. Я забыл обо всем при виде своего несравненного меча в руках врага. Давно забытый боевой клич Армена звенящим криком сорвался с моих уст. Я пришпорил коня, перескакивая через друзей и врагов, которые на мгновение застыли, завороженные моим странным диким криком. Кто-то сунул мне знамя в левую руку, когда я проскакал мимо тела Абдаллы, и в следующее мгновение я оказался лицом к лицу с римлянином, который убил его.

Когда я шел на него с опущенным копьем и поднятым щитом, сзади прозвучал возглас ликования и торжества, потом долгий, пронзительный вопль, и вот — быстрый рывок и грохот копыт. Огромный черный конь вытянул великолепную голову, его пасть была оскалена, как у рычащего тигра. Крепкими белыми зубами он схватил моего коня за шею, встряхнул, и мой конь замер и задрожал.

Я отбросил копье и щит, схватил коня римлянина за гриву и перепрыгнул через его голову как раз в тот момент, когда мое животное пало. Огромный меч просвистел в воздухе за моей спиной, а я обхватил всадника руками за пояс, могучим рывком сбросил его с седла, и мы с громким лязгом доспехов и оружия упали в кровавую, истоптанную грязь.

В следующие одну-две минуты я был слишком занят, чтобы обращать внимание на общее сражение. Я знал только, что вокруг нас каким-то образом освободилось место и что огромный черный конь исчез, иначе он наверняка схватил бы меня за шею и одним ударом зубов вышиб бы из меня дух.

У меня было преимущество, потому что римлянин упал на спину, а я на него сверху, но, когда я попытался схватить его за горло, моя рука соскользнула по его полированному нагруднику, и я свалился в сторону. В следующий миг он вывернулся из-под меня, и какое-то мгновение мы лежали на боку, лицом к лицу, цепляясь и хватаясь друг за друга.

В потасовке кинжал выпал у меня из пояса и воткнулся в землю между нами рукоятью вверх. Я потянулся к нему, но враг оказался проворнее и быстрым рывком выхватил кинжал из ножен. Лезвие взметнулось в солнечном свете, и тогда я сыграл с врагом шутку, которая решила исход дела.

Я отпустил его и перекатился на спину, полузакрыв глаза. Решив, что я потерял сознание, он с торжеством что-то коротко прошипел и ткнул кинжал мне в шею. Но прежде чем лезвие коснулось меня, я выкинул правую руку

и схватил врага за запястье с такой силой, что косточки в его руке затрещали. Затем медленным, выворачивающим движением я заломил его руку так, что кости сломались, а суставы выскочили из гнезд. Кинжал безвредно скользнул по моей кольчуге, его лицо посерело от боли, левая рука, которой он пытался схватить меня за горло, ослабла, и я нанес ему такой удар под челюсть, что в ней что-то хрустнуло, и он упал без чувств.

Я встал, встряхнулся, смахнул пот и грязь с лица и огляделся. Первое, что я увидел, был лежащий рядом огромный меч. Я поднял его, и когда мои пальцы снова сомкнулись на знакомой золотой рукояти, я взмахнул им высоко над головой и снова выкрикнул тот удивительный боевой клич, чей незнакомый звук принес мне одно мгновение паузы, которое решило исход поединка.

Тогда я поцеловал рукоять с пылом человека, впервые целующего губы возлюбленной, и в этот момент рысью подъехала Зорайда.

— Мир тебе, Халид! Вижу, ты снова нашел свою вторую любовь! Это была доблестная битва! Мы освободили поле для тебя, чтобы ты с честью выиграл ее.

Я огляделся и увидел сотню наших воинов-дев, окруживших меня широким кругом, отгоняя и друзей, и врагов мечами и копьями, а снаружи со всех сторон все еще гремел бой.

— Мир и тебе, Зорайда! — ответил я. — Да, мой боевой друг вернулся ко мне через много лет. А теперь благослови его еще раз, как ты сделала это давным-давно в Армене, и тогда ты увидишь, что он может сделать во имя ислама и во имя тебя.

С этими словами я взял меч за клинок и протянул ей золотую рукоять, а она, приняв ее правой рукой, поцеловала ее, как это сделала Илма много веков назад, и вернула со словами:

— Держи свою мечту! А теперь садись снова на коня и давай посмотрим, как рассеются неверные.

Она подала знак двум девушкам из своего отряда, и они подъехали, ведя черного римского коня между ними. Как я узнал впоследствии, именно Зорайда и ее девушки промчались мимо меня, расчищая дорогу, когда я атаковал римлянина, и поймали его коня, когда я сбросил с него всадника.

— Воистину, ты сделала меня своим слугой и должником навеки! — воскликнул я, бросив взгляд любви и благодарности на ее пылающие щеки и сияющие глаза. Я схватил великолепное животное за гриву и подхвостник и вскочил в седло. Когда мои ноги нашли стремена, уздечку отпустили, и конь встал на дыбы подо мной в один короткий миг возмущения; но с таким же успехом он мог бы попытаться вылезти из седельных подпруг, чтобы сбросить меня. На его широкой спине я чувствовал себя настолько привычно, что, когда я послал его гарцевать и скакать по кругу под восхищенными взглядами сотен пар ярких глаз, конь понял, что нашел своего хозяина.

Зорайда подъехала ко мне. Наши всадники, что стояли между нами и врагом, открыли нам путь, и под дикие крики и торжествующие возгласы мы двинулись к отряду римских всадников, который как раз в это время атаковал отряд наших пехотинцев. Им было достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять, что их предводитель либо мертв, либо захвачен в плен, потому что я сидел верхом на его огромном черном коне, все еще украшенном его яркой сбруей, и в моей руке был меч, с которым он вышел на битву.

Они бы повернулись и сбежали, если бы у них было время, но мы слишком быстро их догнали. Мы напали на них с фланга, прежде чем они успели развернуться, а в следующее мгновение я уже был среди них, призывая аллаха и победу и посылая людей и лошадей в кровавую топь с каждым шагом коня и с каждым ударом моего дорогого давно потерянного клинка.