Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни
Шрифт:
Поднялось облако пыли, и в нем мы увидели массу борющихся тел, потом с другой стороны появился совершенно невредимый Дерар, а двое римлян остались лежать на земле рядом со своими брыкающимися животными. Остальные бросились за ним в погоню, и начался новый раунд этой мрачной военной игры.
Одного за другим он вылавливал и валил их, а остальные старательно, но тщетно гонялись за ним на своих неуклюжих лошадях, пока из тридцати, вышедших за ним, семнадцать не оказались неподвижно лежащими на земле. Тогда кровь оставшихся превратилась в воду, и под улюлюканье и смех нашей армии они со всей возможной скоростью ускакали обратно, под защиту своих рядов.
Когда
— Нет, спутник пророка, это не моя вина. Я выехал всего лишь посмотреть, какова их сила, а эти собаки напали на меня первыми, так что мне ничего не оставалось, как нанести ответный удар, потому что ты, конечно, не захотел бы, чтобы правоверный повернулся спиной к неверным?
На это старый Абу погладил бороду и рассмеялся, впрочем, как и все, кто слышал Дерара. Абу отослал его в тыл перевязать раны, а так как это своими руками сделала Зорайда, то я вскоре поймал себя на том, что завидую его ранам даже больше, чем славе, которую он обрел.
Но затем мне пришлось думать о другом, ибо то, что сделал Дерар, вселило такой ужас в сердца неверных, что они послали к нам посольство во главе со старым греком. Абу, Амру и я встретились с ними посредине между армиями. Они предложили тюрбан, халат и золотую монету каждому солдату, десять халатов и сто монет каждому из наших вождей и сто халатов и тысячу монет халифу, если мы покинем поле боя и вернемся с миром в свои дома.
Старый Абу продолжал поглаживать бороду, пока грек читал условия, а когда тот закончил, то посмотрел на меня и сделал знак, чтобы я ответил. Я презрительно рассмеялся в лицо таким жалким трусам:
— О вы, неверующие псы и в придачу трусы! Разве ваша армия меньше нашей, что вы пришли с такими предложениями? Разве вы не знаете, что у вас есть только три выбора — коран, дань или меч? Разве вы не знаете, что мы — народ, которому больше нравится война, чем мир? Возвращайся к своему господину и скажи ему, что мы презираем вашу жалкую милостыню, потому что еще до утра мы станем хозяевами вашего богатства и всего, что у вас есть.
Они побрели обратно молчаливые и удрученные, а я собрал всех наших военачальников и вождей и объяснил им, что перед нами — войско Ираклия, а сзади — стены Дамаска, и что у нас, следовательно, нет иного выбора, кроме победы или поражения. Затем я отпустил их до вечера, потому что пророк всегда торжествовал в конце дня, и когда пришел и ушел последний час молитвы, мы двинулись в бой.
Сначала мы бросили направо и налево рои копейщиков и конных лучников, которые осыпали врага непрерывным дождем стрел. Потом наши пехотинцы атаковали их по фронту, который все еще сохранял название и форму римской фаланги. Наши пехотинцы без раздумий бросались на копья, и, когда передние ряды падали, те, кто шел сзади, взбирались на них и отрывали щиты руками, а затем мечом, топором, дротиком и коротким арабским копьем, которого наши враги давно научились бояться, прорубали и прорезали себе путь шаг за шагом сквозь ломающиеся ряды. А за ними следом двигались новые рои разъяренных, бросающих вызов смерти соплеменников. Вскоре добрая половина нашей пехоты сражалась среди огромной неповоротливой массы людей, которая еще на закате была римской армией.
Все это время наши стремительные тучи конницы бросались в атаку
Мы гнали последних беглецов до самых стен Дамаска. В те дни у нас не было военных машин, а против этих злодейских изобретений честная доблесть бесполезна. Поэтому они ускользнули от нас, но только на время, потому что теперь никто не мог прийти на помощь Дамаску.
Семьдесят долгих и утомительных дней мы держали их в осаде, стоя лагерем у ворот города и перед его стенами, пока, наконец, голод не вступил в бой на нашей стороне. Тогда упрямые ворота открылись. И все же аллах пожелал, чтобы неверные заплатили кровью за упрямство, потому что случилось так, что в тот самый час, когда посольство вышло из южных ворот, чтобы договориться с Абу Убайда, мы с Дераром и пятью тысячами наших самых опытных бойцов взобрались по северной стене и с мечами в руках ворвались на улицы.
Мы пробивались по прямой через центр города и только мы решили, что Дамаск наконец-то стал добычей наших мечей, как у ворот Авраама мы наткнулись на Абу Убайда в толпе священников и монахов, умолявших его остановить наше оружие. Город был наш, но, увы, только наполовину он был выигран мечом. Никогда еще я не был так близок к тому, чтобы ослушаться приказа вышестоящего, так как сердце мое пылало жаждой битвы, и свирепая жажда крови бушевала во мне.
Но напрасно я злился и умолял раз за разом, пока, наконец, почтенный спутник пророка не заставил меня замолчать и покориться, подняв руки над головой и воскликнув:
— О Халид, разве ты не знаешь, что слово мусульманина свято? Вот, аллах отдал город в мои руки, его правители сдались, и я обещал его безопасность. Если ты нарушишь это обещание, то вся слава, которую ты завоевал, будет покрыта еще большим позором, ибо только через мой труп ты сможешь продолжить путь крови!
От этих слов мое горячее сердце остыло, я пристыженно склонил голову, так что мы заключили соглашение, которое разделило город между нами, и в силу этого соглашения христианская колония в мусульманском городе Дамаске жила в мире под знаменем пророка с того дня и по сей день.
Целый месяц мы отдыхали в Городе сладких вод и узнали, что аллах взял Абу Бакра в рай, и что Умар теперь царствует как халиф вместо него. После этого пришло волнующее известие о том, что император Византии собирается дать последний бой за провинцию, которую мы почти вырвали из его рук, и вводит войска в Сирию по суше и по морю из Европы и стран к югу от Эвксинского [26] моря.
Мы выдвинулись со всеми людьми, бывшими под нашим командованием, и в нашем старом лагере в Эмесе к нам присоединился свежий отряд из десяти тысяч мусульман, которых Умар послал укрепить наши силы. Оттуда мы двинулись к Ярмуку, рассеяв по пути отряд из шести тысяч арабов-идолопоклонников из племени Гассана. Недалеко от Бозры, где ручьи с горы Хермон спускаются стремительными потоками к равнине десяти городов, на берегах Ярмука нас ждала последняя армия римлян, недалеко от того места, где река впадает в Тивериадское озеро.
26
Черного.