Валентин Фалин глазами жены и друзей
Шрифт:
– Передайте ему, что он – олицетворение чести, наша гордость, что мы все его очень любим и сумма нашей любви не даст ему погибнуть.
Спасибо, Александра Михайловна.
Я встречалась с ней всего однажды, когда она с Евгением Александровичем после концерта в 1982 году пришла к нам в гости (о концерте стоит рассказать отдельно). Она – первая флейта в его оркестре. Доброе, симпатичное лицо, гладко зачесанные волосы, неброский дорогой костюм – словом, облик женщины, которая не пытается за внешней эффектностью скрыть отсутствие природного ума и врожденной интеллигентности.
Наша маленькая собачка, проявляя к гостье особое расположение,
За ужином – неторопливая беседа, полная доверительности и взаимопонимания, философской возвышенности. А спокойствию предшествовали весьма бурные события.
Незадолго до концерта в Москве Е. Мравинский позвонил мужу на службу:
– У меня есть две возможности: либо вы меня примете, либо я покончу с собой.
– Евгений Александрович, у вас есть только одна возможность: мы встречаемся с вами в любое удобное для вас время. Если вам сложно выбраться сюда, я приеду к вам в Ленинград.
И тут пожилой маэстро поведал мужу о новых напастях. Его неувядающая слава раздражала. Особенно суетились люди, глядевшие на искусство как мышь на крупу. Ленинградские руководители управления культуры переманивали музыкантов из прославленного оркестра в другой, рассчитывая не столько поднять уровень последнего, сколько нанести урон детищу Е. Мравинского. В ход пускались недостойные методы: обещали предоставить квартиру, повысить зарплату, присвоить звание, в чем отказывали оркестрантам Мравинского. Самого же дирижера ставили, как водится, перед свершившимся фактом, приурочивая наибольшие гнусности к зарубежным или внутрисоюзным гастролям филармонического оркестра. Так и концерт в Москве оказался под угрозой срыва.
По уже не однажды пройденному пути (сколько раз он еще его пройдет!) Валентин начинает действовать. Звонки по правительственной связи одному, другому, третьему. Попытки убедить, что Мравинский (Рихтер, Пиотровский… можно подставлять и другие известные на весь мир имена) у нас один, что он – наше национальное достояние, что за границей он был бы взлелеян, но, к счастью, живет у нас и т. д. Наконец, относительная удача: договорились, что вопрос о перемещении оркестрантов будет решаться не в обход, а вместе и по согласованию с маэстро.
Итак, концерт. Он был, увы, последним в Москве. По обыкновению, мне пришлось ехать на него одной. Муж задерживался на работе, но обещал приехать к началу.
Редко я видела столько страждущих перед Большим залом Консерватории. Неведомо, какими путями они проникали в само здание – мест было явно меньше, чем вошедших в зал. Билетерши ловили зайцев, а те, занимая первое попавшееся свободное место, пытались слиться с публикой. Совсем молодой курсант, увидев рядом со мной пустующее кресло, умоляющим голосом уговаривал меня разрешить ему сесть:
– Я тут же освобожу его, когда ваш муж придет. Это только на время, иначе меня выведут из зала.
С третьим звонком я сдалась. Валентин не пришел. Праздник померк. А я так готовилась к этому вечеру: ведь это счастье – рядом с любимым слушать прекрасную музыку. Надела строгое вечернее платье оливкового цвета, обувь цвета старой бронзы. Во мне самой звучала музыка. Словом, все соответствовало, но… Валя не пришел.
Публика была особенно торжественна. Ведь происходило нечто очень значительное. Оркестр исполнял сцены из балета «Щелкунчик» П.И. Чайковского (дома у нас есть эта пластинка. Мы купили
И вот – заключительная, самая красивая часть. Не сомневаюсь, что сердца просветлели, раскрылись навстречу музыке. В этот момент в директорской ложе (в зал не пускают) промелькнула голова Валентина! И мне кажется, что я лечу туда, где в балете парят над сценой, поддерживаемые множеством рук, Маша и Щелкунчик-принц.
Курсант благодарит меня:
– Вот видите, он не пришел.
– Пришел!
Возвращаясь к диссертации, скажу, что за три года муж написал их две: кандидатскую и докторскую. Работа над последней была завершена в два часа ночи. Наутро надлежало сдать ее на прочтение и ехать прямым ходом в санаторий. Самое время отдохнуть: напряженный труд выжал из нас все соки.
В доме отдыха нас ждал двухместный номер. Нечто лучшее уже не полагалось по служебному положению. Это, однако, не слишком смущало. Мы наслаждались покоем, воздухом и друг другом.
Близился к концу 1985 год. Нежданно-негаданно – звонок из секретариата Э. Шеварднадзе:
– Министр хотел бы с вами встретиться.
Более чем сдержанно муж ответил, что вопросов к Э. Шеварднадзе у него нет, что он в отпуске, у него нет машины и приехать он не сможет.
Машину прислали. Я напутствовала его словами, что сейчас время перемен и возвращение в активную политику означало бы конец спекуляциям вокруг нашего имени. Никогда себе этого не прощу.
Предложение Шеварднадзе не устроило мужа: восстановления чести без оговорок не получалось, вследствие, как намекнул министр, противодействия некоторых членов Политбюро. А раз так, то не о чем и говорить.
Вскоре по возвращении из отпуска последовало новое предложение, на этот раз от А. Яковлева – возглавить агентство печати «Новости». Зная строптивость Валентина (не мое выражение), про запас держали еще одну кандидатуру на ту же должность. Но муж согласился. Из-за меня.
Диссертацию он защищал, будучи председателем правления АПН. Она состоялась в Институте США и Канады, где директорствовал Г. Арбатов. Право, мир тесен. Все они: Г. Арбатов, В. Зорин – политобозреватель, Н. Потругалов – политобозреватель и консультант в ЦК, Н. Иноземцев – бывший директор Института мировой экономики и международных отношений, Ф. Ковалев – историк, А. Ковалев – бывший заместитель министра иностранных дел, В. Фалин – выпускники Института международных отношений. Все знакомы без малого полвека.
Я присутствовала при этом необычном для нас обоих и волнующем акте. Тема и концепция диссертации вызвали оживленный диспут, вышедший за рамки официальной повестки дня. Тайным голосованием диссертация утверждается единодушно. Кто-то замечает: было бы лучше, если бы хоть один проголосовал против, легче прошло бы рассмотрение на Высшей аттестационной комиссии.
Однажды, это было тоже в «известинскую» пору, профессор Р. Белоусов пригласил нас присоединиться к группе слушателей Академии общественных наук, отправлявшейся на экскурсию в Псков и его окрестности. Этот древний город манит каждого русского. Наряду с Новгородом он был в Средние века известен демократическими традициями. Псковичи с редкостным упорством отстаивали свою независимость и не сдавались ни разу, кроме последней воины 1941–1945 годов.