Вампир для художницы
Шрифт:
Ваза с фруктами, стоявшая на столе между креслами, полетела в стену, разлетелась звенящими брызгами, яблоки и виноград покатились по полу. Салем окинул эту картину взглядом и медленно встал напротив меня.
– Все еще считаешь меня чистой?
– Выкрикнула я в запале, опьянение смыло злостью.
– Ты говоришь об уважении, но даже не попытался проявить его ко мне. Нет, ты издевался надо мной. Зная, как я к тебе отношусь, нарочно делал мне больно.
– Я ничего тебе не обещал. Почему я должен щадить твои чувства? Что я должен был сделать?
– Поговорить со мной.
– И что бы изменилось? Ты разлюбила бы меня?
– Ненавижу
– Это вряд ли,- усмехнулся он, покачав головой,- хотя это было бы выходом.
Эту усмешка была как удар в живот, выбила весь воздух из легких. Слова бессмысленны и во всем виновата только я. Он ведь и правда ничего не обещал мне. Но я была невероятно зла. Он всегда знал, что кроется за моей нарочитой грубостью, за попытками уколоть и съязвить. Знал и просто издевался.
Тишину гостиной разорвал хлесткий звук пощечины. В глазах Салема отразилось злое удовлетворение, как будто он специально вводил меня из себя. Не знаю, чего он добивался и знать не хочу. Я развернулась и быстро ушла в свою комнату. Хлопнула дверью и, остановившись у кровати, запустила руки в волосы, пытаясь отдышаться. Меня трясло. От злости, от обиды, от все еще звенящих в ушах слов. Чего я ожидала? Что он тоже признается в любви и все у нас будет хорошо? Никогда не будет.
За спиной хлопнула дверь, я обернулась и успела заметить, как черные глаза сверкнули совсем рядом и губы Салема накрыли мои поцелуем.
Я тысячи раз представляла, как это будет, но все мои фантазии - ничто, по сравнению с тем, как это было на самом деле. Я все еще злилась, но, боже мой! Я так долго мечтала об этом, что не нашла в себе сил оттолкнуть его. Это был злой поцелуй, с привкусом горечи. Но он был такой страстный, такой неистовый, что все мысли вылетели из головы, и очень скоро он сменился откровенными ласками. Наверное, надо было оттолкнуть, влепить еще одну пощечину, прогнать, но я просто не смогла. Что толку лгать самой себе - я хотела этого.
И только, когда все закончилось, осознала, что именно произошло. Вопросов “почему?” и “зачем?” не возникло. Он сам сказал, что видит во мне привлекательную девушку, а я дала ему понять, куда он может засунуть свое уважение. У меня должно было возникнуть ощущение грязи, но не возникло. Я не жалела, где-то в глубине моей, израненной этими чувствами, души тлела надежда, что это будет иметь хоть какое-то продолжение. Но я слишком хорошо понимала, что ничего не будет. Салем тяжело дышал после безумного секса и не делал никаких попыток обнять меня или хотя бы просто прикоснуться. Я отвернулась от него, хотела, чтобы он ушел. И не хотела. И пока решала, не заметила, как провалилась в глубокий сладкий сон.
Утро не принесло облегчения. Только проснувшись, я сразу вспомнила весь вчерашний вечер. И тут же отругала себя, что уснула, так и не успев сказать: “Уходи”. Потому что отчетливо ощутила его присутствие в комнате. Я резко села, спустив ноги с кровати и прикрываясь одеялом. Салем стоял лицом к окну и застегивал рубашку.
– Я не буду извиняться,- сказал он, оглянувшись на меня,- но должен признать, что понятие не имею что на меня нашло. Какое-то помутнение,- он взъерошил и без того растрепанные волосы,- странно, вроде пила ты, а помутнение у меня.
Я молчала, продолжая буравить его хмурым взглядом, уже зная, что он скажет дальше. Он подошел и встал напротив.
– Я очень хорошо отношусь к тебе, Ева. что бы ты ни думала. Но ты должна понимать - ничего не изменилось.
– Да. ничего не изменилось,-
– Ева...
Он попытался сказать что-то еще, но я не перебила, крикнув:
– Убирайся!
Он оглянулся уже у двери и сказал:
– Надеюсь, ты поймешь, что забыть обо всем - будет лучшим решением.
Дверь захлопнулась, тихо щелкнув замком.
Бристол-хилл встретил меня все тем же дождем. Набухшие тучи проплывали так низко, что казалось, вот-вот заденут крыши домов. На лужах вздувались пузыри, обещая затяжное ненастье. Серость и унылость во всей красе. В Бристоле было свое очарование, но сейчас я его не замечала. В моей душе было так же серо, ни единого просвета.
Я уехала из Касуэра в тот же день. Поревела где-то час, еще полчаса порефлексировала и собрала чемоданы. Лилиан я позвонила уже из поезда. Она была недовольна, но спорить не стала, только попросила не пропадать. А я и не собиралась. Что толку, если все равно ничего не изменится, а тех шести месяцев мне вполне хватило для определенного опыта в жизни. Больше не хочу. Я вообще слабо представляла, что должно произойти, чтобы все изменилось. Прошедший разговор с Салемом и слова, сказанные утром, показали, что это не предел. А где он, этот предел, я понятия не имела.
В нашем загородном доме было пусто, отец уехал ранним утром, мама в городе, наверное, устроила очередной набег на магазины и салоны красоты, а Кайл и вовсе здесь почти не появляется.
Приняв теплый душ, чтобы согреться после дождя, я направилась в мастерскую, но вдохновение покинуло меня еще несколько дней назад и до сих пор не вернулось. Какое-то время я рассматривала собственные картины, попивая горячий чай. Все, кто видел их, говорили, что я талантлива, что мне непременно надо выставлять свои работы в галереях, что такая красота должна не пылиться дома, а радовать глаз ценителей, что моим картинам обязательно найдется место в самых богатых домах. Но я никогда не стремилась к славе. И почему-то не хотела, чтобы на мои картины пялились все подряд. Наверное, это неправильно, художники пишут, потому что хотят показать другим свое видение мира, донести какую-то мысль или идею. Кем-то движет тщеславие, они хотят, чтобы ими восхищались. Мне же ничего этого не надо, я пишу просто потому, что мне это нравится. Я нахожу в этом умиротворение, отдушину, но не более.
В общем, чтобы не расстраиваться еще больше, я спряталась в своей комнате до самого ужина. Вечером я спускалась в столовую совершенно спокойно, за столом были только родители и они уже знали о моем приезде. Но недовольными не выглядели, даже не спрашивали, почему я приехала так рано.
Мама щебетала что-то о приеме, который состоится через неделю, перечисляла, кто будет на нем присутствовать, но мне, как и всегда, это было не очень интересно. Я делала вид, что слушаю и кивала в ответ, со всем соглашаясь.
Отец, заметив мое состояние, в конце ужина строго предупредил, что мое присутствие обязательно. И только это заставило меня осмыслить все, что было сказано за столом. Папа прекрасно знал, что чаще всего я просто игнорирую подобные мероприятия. А я знала, что он, тоже не особенно их любивший, никогда не настаивал на обратном. И сейчас я четко уловила, что сказано это было не для того, чтобы поддержать маму. Он действительно хотел, чтобы я пришла. Я нахмурилась, сосредоточенно кивнула и, пожелав спокойной ночи, ушла.