Ванька-ротный
Шрифт:
Роту частями вывели за деревню на исходные позиции. Мы обошли крайний дом, отошли от деревни вперёд, вышли на пологий берег и легли в снег. До рассвета оставались считанные минуты. Я посмотрел ещё раз в ту сторону, куда нам предстояло идти. Впереди простирался открытый обрывистый берег. Покрытое льдом и снегом русло Волги совершенно не выделялось на белом фоне снежной равнины. И только там, на той стороне реки [возвышался] стоял крутой и высокий обрыв, за кручей которого, были видны темные стены передних домов. До деревни отсюда идти, и идти!
Немцы сидели в
Справа от меня замелькали фигуры солдат соседнего батальона. Вглядевшись в белые очертания сугробов, я увидел, что вдоль пологого берега реки сложены крутые кучи камней. Мой сосед справа занял исходное положение за этими камнями. Немцы бьют по камням из пулемёта, пули рикошетом убивают лежащих за камнями солдат. После длинной очереди из немецкого пулемёта, солдаты как воробьи от навозной кучи, разлетаются в разные стороны. Вижу есть убитые и раненые. Думаю, что соседний батальон, наступающий правее Горохово, в атаке захлебнётся.
Наше командование, видимо, решило из резерва бросить туда ещё одну роту. Рота вышла из леса и вошла в середину деревни. Немцы заметили движение солдат по деревне. И в тот же момент из-за горизонта на деревню полетели залпы [снарядов] немецких орудий. В дома ударило десятка два снарядов одновременно.
Мы лежали в снегу и на фоне светлого неба, затянутого облаками, было видно, как к земле устремлялись чёрные точки летящих снарядов. Вот они на излёте стремительно пронеслись у нас над головой, мелькнули чуть сзади и в деревне раздались разрывы. Удары следовали непрерывно, сплошной чередой!
Деревня была сзади нас метрах в ста. Удары снарядов о землю мы ощущали короткими толчками. Но вот часть немецких батарей перенесли огонь ближе к реке и ударили по замёрзшему руслу реки. Немцы поставили мощный заградительный огонь на фарватере. Мы лежали и смотрели, как рушиться лёд, как вздымаются мощные взрывы, как надламываясь поднимаются над поверхностью реки вздыбленные льдины, как кидается и пенится стремительная волжская вода, как она огромными тёмными столбами поднимается медленно к небу и рушиться с неистовой силой, застилая собой русло реки.
Мы лежали и ждали, когда нам подадут команду в атаку. Может какие роты не успели выйти на исходные позиции? Почему с подачей сигнала тянут? Мне казалось, что момент начала атаки срывается. Пока мы лежим, немец разобьёт весь лёд и придётся наводить переправу. На время нельзя полагаться. Телефонная связь в обрыве |оборвалась. Телефонист закрутил своей ручкой|.
Я позвал ординарца, мы вскочили и подбежали к крайней избе. Недалеко за ней, на склоне бугра и оврага была отрыта землянка, в ней я видел сидели связисты. Телефонная связь оборвана, а они и не думают выходить на её исправление. Рядом с землянкой стоят две наших пушки, это артподготовка будет вестись из них. Подбегаю к двери [землянки] и рывком открываю
— Кому война! А кому хреновина одна! — говорю я вслух.
Комбат, услышав мои слова, отстраняет рукой бабёнку и смотрит на меня в упор.
— Ты чего здесь?
— Ничего! Связь оборвана!
— Когда приказ будет вперёд идти? Или мы до вечера лежать будем?
— Немцы лёд рушат! Потом вплавь пойдём?
— Командир полка даст команду! Я связного пришлю!
— Всё понял?
— Понял!
— А раз понял, давай вали отсюда!
Я посмотрел на него, сплюнул, повернулся и пошёл обратно в роту.
Мы с ординарцем подходим к крайнему дому. Отсюда нам нужно сделать стометровую перебежку. В это время слышится гул и сверху по деревне сыпятся снаряды. Крыша дома сползает набок и кругом всё заволакивает дымом.
— Товарищ лейтенант! — слышу я рядом голос ординарца, — Меня ранило в руку!
Ещё удар и снова удар! Я пригибаюсь у стены.
— Кровь сильно течёт? Покажи мне руку!
— Подними её вверх! Держи вот так! Сейчас достану пакет и перевяжу.
Я замотал ему руку. Снаряды рвались где-то рядом правее.
— Беги по дороге! В лесу найдёшь нашу санроту!
— Руку не опускай! Бинт весь в крови!
Ординарец хотел мне что-то сказать.
— Беги! — закричал я, услышав на подлете новую стаю снарядов. Через секунду взметнулись разрывы, стена дома рухнула, труба с печки сползла в сторону и вокруг меня завизжали осколки. Я метнулся от дома вперёд и через некоторое время был уже в роте.
Ординарец успел убежать. Может это и счастье, что его ранило в руку? Может, навсегда отделался от войны.
Залпы один за другим следовали по деревни. Я посмотрел вперёд на русло реки, там тоже рвались снаряды. Что нас, каждого, ждёт впереди? Смерть при переходе русла на любом из участков.
Не смерть страшна? — рассуждал я, глядя на вскипающую воду и летящие глыбы льда. Её не избежать, если на тебя вдруг обрушатся сверху снаряды. Страх перед смертью! — вот что кошмаром давит сейчас |на сознание, выворачивает душу и убивает волю|.
А если в русле тебя не убьёт? Если ты добежишь до твёрдой земли и успеешь укрыться под бугром? Переживания человека сильней, чем сама эта проклятая смерть. Но если она вдруг рванёт над тобой? Ты смиришься потому что не будет надежды!
Ну, а если ты преодолеешь русло? Добежишь до берега и останешься жив? Ты же на бугор полезешь и там можешь сложить свою голову!
За бугром стоит деревня. Тебе её нужно брать! А за ней ещё одна и ещё, и ещё! Когда это произойдёт? Когда ты встретишься со смертью? Что собственно лучше? Сразу отделаться? Провалиться под лёд? Или потом, под какой-нибудь деревней отдать свою душу? Что же всё-таки лучше? Лучше сейчас? Или лучше потом? Русский Иван всегда надеется на авось. Авось пронесёт! Авось, лучше потом! Да, но сколько раз придётся рассчитывать на этот авось, если тебе предстоит воевать не день, не два, не неделю и не месяц?