Ванька-ротный
Шрифт:
— Увидишь, когда возьмёшь!
— Ты берёшь Морозово, Татаринов переходит железную дорогу и поворачивает влево, в направлении на станцию Чуприяновка. Он берёт станцию, ты прикрываешь его по полотну со стороны Калинина.
— Всё ясно?
— Давай вперёд!
Когда посланные с пленным немцем солдаты вернулись в Губино, роты в деревне уже не оказалось. По деревне ходили связисты и растягивали провода. Солдаты спросили, где рота. Их направили в крайнюю избу к командиру взвода связи. Солдаты вошли в избу, лейтенант связист сидел на лавке, скинув валенки. Он у горящей печи сушил свои портянки.
— Нам
— А вон сидит ваш политрук Савенков [92] , спросите у него, он наверно лучше меня знает, где ваша рота.
Политрук сидел за столом, брал из горячего чугуна варёную картошку, снимал с неё ногтями аккуратно кожицу и вытянув губы старательно дул на неё.
— Ну что там ещё? — спросил он, не поднимая головы.
— Пятую роту ищем.
— Пойдёте в лес по дороге, туда они и ушли!
92
Уткин — Список потерь политсостава 31А с 10 по 20 декабря 1941 года. Савенков — политрук 5-ой роты, 421 сп, 119 сд после 29.12.1941 года.
— Идите, идите, догоняйте быстрей! С дороги никуда не сворачивайте!
Солдаты проглотили слюну, попятились назад и подались осторожно к двери, видя, что политрук чем-то недоволен. Они хотели попросить у него пару горячих картошек из чугуна. Но, видно, не сумели совершить к нему подхода.
Савенков был назначен в пятую роту за несколько дней до перехода роты в наступление. За Волгой он явился однажды в роту, провёл, так сказать, беседу с солдатами и сказавши, что занят делами в политотделе, из роты ушёл. Он и во время выхода роты на лёд предусмотрительно где-то задержался.
А теперь, чтобы не мозолить глаза начальству, на время обосновался во взводе связи. Здесь он был в курсе дела всех событий, он слышал все разговоры с ротой по телефону, отсюда он посылал свои политдонесения.
Если бы его спросили почему он не в пятой роте, он не задумываясь сразу бы ответил, что он именно сейчас и идёт туда. Он прекрасно знал, что его место в боевой обстановке, среди солдат. Но он из боязни за свою драгоценную жизнь избегал появляться в роте, понимая, чем это может кончиться. Рота без ротного, это конечно нельзя! А он, политрук, мог и в тылу отсидеться!
Савенкову было около тридцати. Он имел, как говорят, жизненный опыт и ему окрутить вокруг пальца молодого лейтенанта ничего не стоило. Сказал, ушёл по важным делам и возражать нечего! А будешь возражать, напишу в донесении что морально неустойчив, потом сам будешь не рад. В роте он говорил одно, а в батальоне и полку другое. Он где-то до войны, как он сам говорил, работал инструктором по пропаганде. Таких Савенковых, возможно, было немного. И не в каждой роте встречались они. Но нам "повезло", у нас был именно он.
Тем временем рота, пройдя лесной массив, вышла на западную опушку и расположилась справа от дороги. Солдаты зашли в глубокий снег и легли.
Метрах в ста впереди по моим расчётам должен был находиться, обозначенный на карте, совхоз Морозово. Мы тогда не знали,
Время зимой бежит быстро. Светлая часть дня короткая. Не успеешь оглянуться, уже сумерки и долгая ночь.
К середине ночи облака несколько рассеяло, с севера подул порывистый ветер и под ногами зашуршал и заскрипел мелкий снег. Солдатские спины согнулись, покрепчал мороз.
Я вспомнил немца с тряпьём, накрученным колбасой на позвоночнике. Может, мороз и ветер загонит в избы и тех, что стоят на постах в совхозе Морозово?
Солдаты и пытаясь согреться, топтались в снегу. Стучали замёрзшими валенками, махали руками. Никто из них спать не хотел.
Да и мудрено ли было уснуть на таком ветру и морозе, в промёрзшей одежде.
Немцы бежали из Губино и свернули в сторону Калинина. На лесной дороге, ведущей к Морозово, свежих следов на снегу не было. Нас в совхозе Морозово немцы не ждали.
После кормежки роты, из батальона прибежал связной и передал приказ. Роте занять исходное положение на опушке леса и ждать дальнейших указаний. Четвертая рота |к моменту наступления должна подойти| к рассвету подойдёт и будет находиться во втором эшелоне.
Перед утром усилился мороз. Было трудно дышать. Холодный ледяной воздух жёг ноздри и легкие. При каждом очередном вздохе у некоторых солдат вырывается надрывный и мучительный кашель и свист. Небритые лица солдат неподвижны от холода, щетина покрылась инеем, одежда торчит колом, валенки стучат, как деревянные башмаки.
Белые кусты и одетые снегом деревья стоят перед нами. Домов и построек за белыми ветвями не видно. Но я знаю, что они стоят где-то рядом, в полсотне шагов впереди.
Совхоз Морозово это старое название, оно теперь стёрлось из памяти жителей. Но место, где когда-то стояли сараи и дом, нетрудно и сейчас отыскать по старому пруду.
Мы топтались в снегу, поглядывая на дорогу. И вдруг из-за леса, из-за нашей спины, там, где были тылы, послышался нарастающий гул летящих снарядов. В голове успело мелькнуть, что наша артиллерия хочет ударить по совхозу Морозово. Гул снарядов на мгновение затих и в ту же секунду обрушился на роту. Под мощный залп разрывов люди попадали в снег. Повалились друг на друга, кто где стоял. Человек в одно мгновение кидается к земле, надеясь в снегу укрыться от взрывов и спастись от осколков.
Никто не подавал команды — "Ложись!". Каждый солдат своим ухом уловил звук летящего снаряда и в доли секунды понял, что разбираться некогда. Весь залп, выпущенный из-за леса, по небрежности наводчиков, пришёлся по опушке леса, где стояла пятая рота.
От первого удара человек, обычно, сжимается. Одним ударом бича с силой напрягаются мышцы. Проходит, какой-то момент, напряжение в теле ослабевает. А тут через секунду следует новый удар. Потом другой, потом ещё и ещё, с нарастающей силой. Снаряды рвутся среди лежащих солдат. И тело каждого бьётся в конвульсии. От каждого нового удара, людей кидает страшная внутренняя сила. Ни люди храбрые и обстрелянные, ни люди слабые волей и духом не могут противостоять непрерывным ударам и рывкам нервной системы, она их кидает и дергает. Никто из живых не мог совладать с собой! Людей бросала какая-то сверхъестественная сила!