Ванька-ротный
Шрифт:
— О чём они говорили? — спросил меня Стариков.
— Не знаю! Я французских слов знаю всего два, три. Они думают, что я всё понял. А я понял столько же, сколько и ты.
— Ладно сержант, с бабёнками займёмся после!
— Сейчас нужно немца по делу допросить!
— Нам нужны сведения о противнике. Штаб полка нам такие сведения не даёт. Мы по сути дела идём на немцев вслепую!
Я хотел спросить немца, где находится их штаб, но на первой же фразе весь мой запас слов куда-то исчез. Я напрягал память, вспоминал отдельные слова и заученные фразы, но кроме глагола "хабэн"
91
"Haben Sie Kannonen?" — У вас есть пушки? "Haben Sie Maschinengewehre?" — У вас есть пулеметы?
Потом несколько успокоившись и собравшись с мыслями, я спросил его из какой он части, где находиться артиллерия и есть ли на данной участке фронта танки.
Мы идём к железной дороге и нам нужно знать, что делается там, — подумал я.
В избу за короткое время набилось довольно много солдат. Всем хотелось взглянуть на живого немца и на двух иностранных девиц, которых поймали в избе. Слух по деревне обычно ползёт с невероятной скоростью.
Я вначале растерялся и сделал упущение. Мне нужно было сразу поставить часового на крыльцо. Вскоре в избу явились Черняев и Сенин, растолкали солдат и, по праву встав в первый ряд, стали рассматривать захваченную компанию.
— Охрану сняли! Солдат распустили! Деревню бросили! Пришли на девок гулящих смотреть! — сказал я, оборачиваясь к командирам своих взводов.
— Ну вот что!
— Немедленно всем по своим местам! Кто мне будет нужен? Я вызову сам!
— В избе останется сержант Стариков с двумя солдатами!
— Сенин! Поставь у крыльца часового! И никого сюда не пускать!
— Шагом марш по своим местам! — приказал я.
Дверь открылась наружу, белый облаком заволокло весь задний простенок избы. Немец и девицы от холода заёжились, мороз побежал по ногам. Солдаты стали нехотя выходить на улицу.
На улице дул пронзительный холодный и колючий ветер. По такой погоде немецкие солдаты обычно сидят по домам. Часовые на постах больше часа не выдерживают. Если посмотреть на пленного, то он по сравнению с нашими русскими солдатами одет на летний манер.
Жиденький воротничок у него поднят, пилотка натянута на уши, на шее веревочкой висит какого-то грязного вида тряпица. Смотрю на него в профиль, со стороны спины, мне кажется, что он вроде горбатый. Похлопав его по спине, убеждаюсь, у него и там куча тряпья, которой он прикрыл позвоночник. Мороз сейчас такой, что и в полушубке до костей пробивает.
Велю Старикову снять с немца ремень и завернуть полы шинели на затылок. Надо посмотреть, что у него на спине.
На спине у него кусок рваного ватного одеяла, сшитого из цветных лоскутов, которые когда-то до войны были в ходу у деревенских жителей.
— Посмотри, — говорю я сержанту. Чем вшивые кавалеры прикрывают себе хребты!
— Ты ведь смотри! Чтоб тряпьё со спины не спадало,
— Изобретение века! — смеюсь я.
Сержант опускает шинель.
— "Хинаб!" — говорю я немцу и показываю на лавку.
— Ну, а дальше что? — спрашиваю я немца.
— "Вайтер?" — переспрашивает он, — "Гитлер капут! Криг цу энде!".
— Для тебя-то война кончилась! — сказал я вслух. А для нас она только начинается!
На немце надеты кованые железом сапоги, шинель из тонкой и мягкой голубоватой шерсти. Стальной шлем был пристёгнут к поясному ремню. Видно он ложился спать, снял его с головы и зацепил на ремень, чтобы не затерялся.
Солдаты крутили немецкую винтовку. Щелкали пустым затвором.
— Чья лучше? Товарищ лейтенант!
— Немецкая тяжелей!
— Раз тяжелей, значит бьёт кучней и лучше!
— Попробыватъ надо!
У немца взяли документы, забрали фотографии и поясной ремень. Как будто боялись, что он на ремне может повеситься. Мы думали, что пленных, как и наших, взятых под арест, нужно вести без поясного ремня. Всё это мы думали и нам казалось по первому разу. Потом мы с пленных не снимали ремни.
После допроса, немца и девиц отправили под охраной в деревню Горохово. Там должно было быть наше начальство. Пусть допрашивают немца и позабавятся с девицами. По дороге в Горохово нашу охрану, девиц и немца встретили полковые разведчики. Отобрали у солдат всю компанию и велели солдатам идти в свою роту.
Так пленный и девицы взятые нами, перешли в руки разведчиков |и стали фигурировать, как инициатива, добыча полковых разведчиков|.
Вместо того, чтобы от комбата получить одобрение и похвалу, за взятие деревни и уснувшего на печке немца, я получил от него недовольный выговор и втык. Он неожиданно появился в деревне Губино и заорал на меня:
— Почему остановился в деревне? Почему не выполняешь приказ? Я что, мальчик? Бегать за тобой!
— Допрашивал пленного! — спокойно ответил я.
— Какого ещё пленного? — заорал он.
— Нашего, которого мы взяли вместе с девицами.
— Тебе было приказано без остановки двигаться вперёд!
— А я, что делаю?
— Почему не занял совхоз Морозово?
— Первый раз слышу! Мне приказано к исходу дня перерезать Московское шоссе и попытаться с ходу взять Губино. Вот я и здесь! А в Морозове по приказу мне положено быть завтра.
— Мне нужно Морозово! Ты понял, что мне нужно?
— Вот ты его и бери!
— Мне нужно! Мне нужно! А мне нужно высушить одежду на солдатах и дать им отдых хоть несколько часов!
— Тебе нужно Морозово, а мне нужно солдат накормить! Ты посмотри на солдат, они покрылись льдом. Ты видел, как мы Волгу форсировали?
— Через два часа тебя в деревне чтобы не было! Пойдёшь по дороге через лес, выйдешь на опушку и займёшь оборону перед совхозом Морозово. Туда пошлём твоего старшину с продуктами. В шесть ноль-ноль перед рассветом по Морозово будет дан залп нашей артиллерии. После залпа поднимаешь своих солдат в атаку и цепью пойдёшь на Морозово. Всё понял?
— А что оно, Морозово, представляет собой?