Варшавские тайны

Свечин Николай

Когда полицейские на последнем извозчике разъезжались по домам, Егор признал: барышня интересная. Но уж больно обеспеченная по сравнению с ним, голодранцем. Лыков в ответ рассказал ему историю своей женитьбы. Как он несколько лет не решался предложить руку богачке Вареньке Нефедьевой. Как угодил потом в Забайкалье и сцепился там с уголовным «губернатором» края по кличке Бардадым. [38] Разгромил его заимку и обнаружил в ней потайную комнату, в которой чеканили фальшивую монету из ворованного золота. Комната была набита этим металлом, как пещера Али-Бабы… Лыков сдал находку по команде и получил треть ее стоимости — сто тысяч рублей. Вскоре после этого он выехал в Нижний Новгород

свататься.

38

Эта история описана в книге «Между Амуром и Невой».

— Учись, Егор! — назидательно закончил свой рассказ коллежский асессор.

— Чему же я здесь могу научиться? — удивился парень. — У нас в Варшаве пещер Али-Бабы нет. И я не вы. История эта не про меня…

— Пещер, наверное, нет. А вот история про тебя. Я имел в виду, что надо быть настойчивым. Предприимчивым. Не отступать. И тогда воздастся.

— Ага! Через десять лет службы повысят из коллежских регистраторов в губернские секретари!

— Конечно, если станешь сидеть сиднем. И не окончишь университета.

— Алексей Николаевич! Какой мне университет? Я существую жалованьем! Мне невозможно учиться, денег на это нет.

— Экстерном учись, как я.

— Опять как вы! Но я же не вы, во мне нет вашей силы и энергии!

— Кто тебе сказал про энергию? Сам так решил? Заранее записал себя в неудачники? — рассердился Алексей.

— Но я здесь один, никому нет до меня дела…

— Значит, надо сидеть сложа руки и рефлексировать? А по-моему, успех дается только с боем. И это нормально. Иначе и не бывает. Ты не кривись, а слушай! Дело не в обстоятельствах, а лишь в тебе самом. Пойми: жизнь требует постоянных и настойчивых усилий. Неустанных! Банально, конечно. Но справедливо. Вот ты служил два года без чина. Чего-то ждал, кое-как учился полицейскому делу. Навыков особых нет, агентуры своей нет. Зато есть оправдание, что тебе не помогали. Случайно появился я, ты проявил инициативу и вот уже на заметке у обер-полицмейстера. Скоро получишь чин. И не во мне дело, а в твоей инициативе. Лыков уедет, но для тебя ничего не должно измениться. Ни-че-го! Понимаешь? Учись, колотись, развивайся, тащи сам себя за волосы вверх. Никого не бойся. И так живи всю жизнь. Тогда тебе будет все равно, как к тебе относится очередной начальник. Ты станешь таким специалистом, что всегда найдешь место, которого достоин.

Иванов задумался и не нашел тогда что возразить. Теперь он, подумав ночь, сочинил, похоже, целую речь. Но Алексей пресек ее с первых слов:

— Некогда лясы точить, поехали на Бураковскую!

— Зачем?

— Хочу там все обыскать.

— В притоне Яна Касъера? Там уже паслось наше отделение! Вверх дном перевернули. Что вы рассчитываете найти после этого?

— Сам не знаю. Но… Давай обсудим.

Лыков усадил помощника на стул, закрыл дверь и пояснил:

— Меня смущает находка часов Емельянова.

Егор тихонько ойкнул, но промолчал.

— Очень уж кстати она случилась, — продолжил мысль сыщик. — И словно бы дала ответы на все вопросы. Но улика одна-единственная, и связь Гришки со смертью пристава строится лишь на ней.

— Вы считаете, что часы подбросили? — насторожился помощник. — Но кто и зачем?

— Я допускаю это. Требуется найти дополнительные доказательства связи Худого Рта с убийством Емельянова. Вот их и будем искать в притоне. Возьмем в участке понятых и нагрянем неожиданно. Вдруг что найдем?

Через полчаса они уже въезжали в знакомые ворота. Два дня назад здесь гремели выстрелы, кричали и дрались люди. Сейчас все было тихо, как на погосте. Комнаты прибраны, никаких следов погрома. Только окно, разбитое Егором, не успели еще застеклить и затянули парусиной.

Полицейских встретил зять Яна Касъера, некий Малиняк. Он хорошо помнил Лыкова по налету и держался угодливо. Дочки старого взломщика, одетые в тряпье, с постными

скорбными лицами жались по углам. Коллежский асессор велел всем, кто есть в доме, собраться в большой гостиной. С прислугой набралось пять человек. Егор остался их караулить. Лыков в сопровождении Малиняка и понятых принялся тщательно осматривать строение от подвала до чердака. Дом был большой, и обыск затянулся. Алексею не попадалось ничего, что указывало бы на связь хозяина с убийцами офицеров. Он не отчаивался и не халтурил, смотрел внимательно. Наконец в нужном чулане под рукомойником внимание сыщика привлекла мыльница. Заурядная вещь, дешевая поделка из «польского серебра». Лежит на своем месте. Но Лыков давно выработал в себе привычку доводить все до конца. Поэтому он выбросил обмылки, поднес предмет к свету и перевернул. На днище мыльницы чем-то острым, видимо ножом, были выцарапаны две буквы: «Яш».

— Что это? — спросил коллежский асессор.

Малиняк съежился еще больше:

— Не зна. То зна пан Новец.

— Я забираю ее с составлением протокола обыска.

Алексей облазил все до последней застрехи, но не нашел более ничего интересного. Однако находка в чулане стоила потраченного времени. «Яш»… Как уж там фамилия пропавшего подпоручика? Яшин. Не его ли вещь? Вот и новый поворот в розыске! А заодно причина, чтобы не уезжать из Варшавы.

Яшин, Яшин… В суете, которой отличался этот розыск, у Лыкова не дошли до него руки. В день приезда случился скандал с офицерами. На следующий день обнаружили труп Сергеева-третьего. Ночью полиция пошла на штурм «мельницы». Гришка Худой Рот словил пулю, а в его портках оказались часы пристава Емельянова. И все вроде бы склеилось. Молодец, Лыков! Сделал дело, езжай домой! И не придерешься. Но вот теперь эта вещица из мельхиора, возможно, перевернет картинку. Черенков не нашел в свое время оснований для розыска. Нет трупа — нет и дела. А если мыльница даст ниточку и выведет на новые улики? Вонифатий Семенович — разумный человек, он захочет узнать правду. Вдруг было три убийства, а не два? Пусть откроет дознание. А там видно будет…

Быстро составив протокол, Алексей распустил публику. Когда полицейские вышли на улицу, он показал мыльницу Егору.

— Не зря приехали. Смотри!

— Ух ты! «Яш». Это чья-то подпись?

— Полагаю, что подпоручика Яшина.

— Не может быть! Как вещь сбежавшего подпоручика могла оказаться в доме Яна Касъера?

— Ты уверен, что он сбежал?

— Все так говорят. Дело даже не открыли!

— Но что, если его убили, а труп спрятали? О чем тогда наша находка?

Иванов подумал и ответил:

— Она указывает, что все преступления против офицеров сходятся на Яне Новце.

— Правильно. Он тогда не рядовой притонодержатель, а соучастник убийств. Укрыватель, недоноситель, а то и глава всего дела.

— Ага! — повеселел коллежский регистратор. — Если это так, то следствие не закончено. По вновь открывшимся обсто ятельствам заводится новый розыск…

— Правильно.

— …и ваш отъезд из Варшавы отменяется!

— Да, если мы с тобой не ошиблись в подозрениях. Мыльница могла принадлежать кому угодно, не обязательно Яшину. Поэтому сначала покажем ее Нарбутту с Гриневецким. Вдруг она уже встречалась им во время первого обыска? И Ян Касъер дал по ней объяснение. Купил-де на Толкучем рынке у неизвестного лица… Или того хуже: мыльницу подбросили в дом, как подбросили часы.

Они поехали на Сенаторскую. Все уже привыкли, что Иванов ходит за своим временным шефом как привязанный. Витольд Зенонович, оказавшийся, несмотря на замкнутость, остроумным человеком, окрестил Егора «полицейские силы, подчиненные Лыкову». И еще «летучий отряд Лыкова». Егор не возражал.

У Гриневецкого сидел Нарбутт и диктовал рапорт обер-полицмейстеру. Эрнест Феликсович старательно, как школьник, записывал.

— Господин Лыков и его летучий отряд! — ухмыльнулся титулярный советник. — Вы чего такой возбужденный, Алексей Николаевич? Домой уезжаете? По невским гранитам соску чились?