Варшавские тайны

Свечин Николай

— Жалобу принять, ходу ей не давать, передать мне.

— Вот это правильно! — заявил помощник смотрителя. — А то поляк поляка покрывает, а ты молчи да потакай… Устроили из темницы санаторию! Степковский вон пояса из собаки привозит… Сделаю, как вы велели. Можем и тово… устроить ему сладкую жизнь. Помочь розыску, так сказать, ежели не сознается. — И добавил осторожно: — Опыт такой имеем…

— Нет, — ответил сыщик. — Если я найду улики, то сидеть он будет не у вас, а в Цитадели. Там, чай, свои мастера имеются?

— Ого-го! Лучшие во всей Варшаве! Так отлакомят

по спине, что все расскажет!

— А вы сделайте вот что. Когда нашего барина как следует припрет, он постарается передать на волю записку…

— У нас это не дозволяется! — строго перебил Лыкова тюремщик.

— Нигде не дозволяется. И везде в заводе.

— Но…

— Молчите и слушайте!

— Есть!

— Вы плохо прочитали мои бумаги. Я чиновник особых поручений Департамента полиции. Особых! Меня не интересуют ваши маленькие гешефты. Министр граф Толстой командировал меня в Варшаву не для этого, а для поиска убийц русских офицеров.

Помощник смотрителя мрачно гонял по круглому лицу желваки.

— По всей империи есть арестантская почта, и у вас, конечно, тоже. Повторяю: меня это не интересует. Но когда Ян Новец — и только он! — попытается отослать на волю записку, эта бумага должна оказаться у меня. Я полностью доверяю вам и смотрителю, господину Молчанову. Вам лучше знать, как именно исполнить поручение. Повторю: речь идет об убийцах наших офицеров.

В мрачных недоверчивых глазах тюремщика что-то мелькнуло. Лыков протянул ему руку, и тот пожал ее.

— Так что… исполним, ваше высокоблагородие. Только уж вы… не во вред…

Глава 7

Паутина

Сыщики вышли на улицу, и Егор тут же набросился на начальника:

— Алексей Николаевич! Я ничего не понял! Что за письмо должен передать Новец и кому? Разъясните, ради Христа!

— Да я и сам пока наугад бью, — признался Лыков. — Но кто-то ловко навесил Гришке убийство пристава Емельянова.

— Кто?

— Говорю же: пока не знаю.

— А зачем?

— Чтобы я уехал. Прекратил розыск и вернулся в Петербург. В лаврах героя, который пришел, увидел, победил.

— Так вы подозреваете Гриневецкого? — ахнул Егор.

— Ты что, с бани съехал? Зачем это ему? Тут проделка фартовых. Валят с больной головы на здоровую. А Гриневецкий с Нарбуттом делают вид, что верят. Им важно, чтобы ревизор поскорее уехал, а они сами потом разберутся, без посторонних.

— Стойте! — Иванов даже схватил Алексея за рукав. — А вдруг это политические убийства? Новые польские повстанцы! Надо срочно жандармов известить.

Сыщик рассмеялся.

— Политические убийства требуют немедленной огласки. Так, мол, и так, наша партия пришибла царского сатрапа. Иначе какой в них смысл? Здесь же все тихо.

Егор задумался.

— А Ян Касъер при чем?

— Он что-то знает, но ему велено молчать.

— Кем велено?

— Убийцами, конечно.

— Не сходятся концы.

— Пока да. Но соберем улики, и концы сойдутся.

— Нет, тут серьезная неувязка! Вы говорите: на Гришку навесили чужое преступление.

Но никто же не мог предположить, что вы застрелите его при аресте! Что я побегу не на лестницу, а в глубь квартиры, где и попаду ему в руки. Этого я и сам от себя не ожидал…

— Часы в кармане Гришки — единственное, что связывает его с убийством пристава Емельянова. Их нашел Яроховский. Если он и подложил эти часы, то зачем?

— Чтобы вы быстрее уехали! Сами только что сказали.

— Слишком надуманно. Тогда выходит, что вся головка варшавской сыскной полиции знает убийц и покрывает их. Как такое возможно? Фантасмагория. Вероятнее другое. Убийцы Емельянова узнали от Яна Касъера, что его племянник разжился на свалке от трупа офицера. Дальше им оставалось лишь сунуть Гришке в карман часы. Или в карты проиграть. А потом смыться, не дожидаясь облавы.

— Значит, младший Новец играл перед нами спектакль?

— Да, и довольно ловко.

— Ну не похож он на Щепкина!

— В тебе говорит неопытность. Мало ты еще общался с уголовными. А я уж нагляделся всех мастей! Поверь, среди фартовых много лицедеев. Сам род их занятий часто требует известного артистизма. Еще слушая рассказ Эйсымонта, и потом, когда он так запросто согласился написать записку дяде… Тогда я уже почуял неладное. Но затем решил, что померещилось.

— Но если бы мы захватили Гришку живым? Ну, отыскали у него в кармане часы. И что с того?

— Это был бы его конец. В глазах и прокурора, и суда. Тем более здесь, в Варшаве! Русский убил русского… Все остались бы довольны.

— Но где улики?

— Часы и стали бы уликой.

— Так одних часов мало! Ваши же слова!

— Для суда достаточно. Почему не поверить? Потому, что Гришка сказал, что их ему подбросили? Уголовные все так говорят. Знакомая песня. Штабс-капитана Сергеева зарезал точно он. Ну, значит, и Емельянова тоже. Нет, задумано было хорошо. Попадись Худой Рот живым, никто бы не поверил ему, что он эти часы, допустим, выиграл в карты… И то, что он замолчал навеки, — только нежданная премия. Осудили бы наверняка. Но ребята сделали одну ошибку.

— Недооценили сыщика из Петербурга?

— Нет. По крайней мере, я им не мешал. И купился так же, как и все. Ошибка в другом. Настоящие убийцы пристава рано успокоились. Они подумали, что все забыли о смерти подпоручика Яшина.

— Опять Яшин! Почему вы так уверены, что его убили? Что он не сбежал, например, от кредиторов?

— Доказательства у меня отсутствуют. Формально варшавская полиция права: нет трупа — нет убийства. Но я понимаю теперь, что недоработал. Скоротечный розыск. Ссора с Сергеевым, штурм притона, часы — всего за сутки! Такая кутерьма! Одним махом всех побивахом… Пора домой возвращаться. И только в глубине мозга что-то свербит и противится. Когда я нашел мыльницу с буквами «Яш», то понял, что меня беспокоит. Пропажа подпоручика. Она одна не вписывается в красивую картинку. И хотя мыльница оказалась не его, свое дело она сделала — напомнила об этой фамилии. Поэтому, Егор, мы теперь занимаемся Яшиным. Где материалы по делу?