Варшавские тайны
Шрифт:
— Почему вы так легко списали эту пропажу?
— Яшин ваш и двух месяцев не прослужил! Молодой, а уже развращенный.
— Да он картежник! — поддержал друга Нарбутт. — Из полка выгнан за игру.
— Из какого полка, не помните?
— Нет, но можно найти формуляр в канцелярии. Мы провели дознание, по итогам которого следователь отказался открывать дело. Очевидно, что мальчишка просто сбежал. Вероятнее всего, от кредиторов. Вещи были загодя вывезены из квартиры и отправлены на вокзал. Накануне Яшин занял денег у капитана Бурундукова, который его учил. Совсем бессовестный! Жалованье
— Я должен все проверить еще раз, — упрямо заявил Лыков.
— Ваше право. Начать лучше с того же Бурундукова, — вежливо посоветовал Витольд Зенонович.
На этом они расстались. Лыков внимательно пролистал домовую книгу владения Новца на Бураковской. Действительно, князь Лев Владимирович Яшвиль прожил там две недели в декабре прошлого года. Записи об этом, с пометкой помощника пристава Повонзковского участка, внушали доверие. Расположение записей, цвет чернил и мастики — все было в порядке. Правда, между отметками оставалось много места и при желании имелась возможность вписать что-то между строк. Но это легко проверить в самом участке.
Алексей и его «летучий отряд» отправились на Гусью. Повон зковское управление располагалось всего в ста саженях от квартиры сыщика.
Коллежский асессор на своем веку повидал не одно полицейское присутствие. То, что он обнаружил на Гусьей, оказалось из того же ряда. Грязно, как-то по-особенному неуютно, пахнет дешевым табаком. Казенная мебель сильно разнилась с элегантной обстановкой в сыскной полиции. Одно удивило Алексея: в коридорах и в комнатах были расставлены стулья. Такое он встретил впервые.
— Здесь в штате есть поляки? — спросил Лыков у Егора.
— Нет, только русские. В Замковом и Соборном участках служат несколько человек, а так все наши.
— Тогда, может, нам хоть чаю нальют… — размечтался сыщик, и надежды его тут же оправдались. Узнав, кто к нему пришел, капитан выскочил в приемную и обрадованно забасил:
— Вот хорошо! А то я уж сам собрался на Сенаторскую. Прохор! Самовар, живо!
Бурундуков являл собой замечательный образчик русского служивого человека. Неглупый, ответственный, добродушный в быту и строгий в делах, он правил в участке крепко, но без тиранства. Лыков слышал в приемной польскую речь, но никто не кинулся составлять за это протокол. Люди в коридорах не выглядели зашуганными. Поляки, евреи и немцы — русских не было ни одного — сдавали на прописку паспорта, требовали справки, писали заявления; шла рутинная работа. Беседу пристава с гостями часто прерывал канцелярист со срочными бумагами. Но все крутилось тихо и размеренно, и это была деловая монотонность, не мертвая…
Лыков начал разговор со стульев, так его поразивших.
— Никогда не видел подобного в полицейском присутствии!
Бурундуков неожиданно смутился.
— Ну… у нас иногда бывает людно… Что ж им стоять?
— Везде бывает людно, а стулья только у вас. Как удалось подписать ассигновку?
Капитан окончательно смешался.
— Так вышло. Тетушка померла и оставила некоторую сумму…
— Что?
— Иначе никак! — стал оправдываться пристав. — Трижды входил с рапортом. Отказали! А неловко. Заходишь в участок — они стоят. Есть и пожилые, и безногие. А тут тетушка преставилась…
— От своих четверых детей отобрали?
— А что было делать?
— Ну, Амвросий Акимович, мы с вами сработаемся, — с чувством произнес Лыков.
Тут как раз внесли самовар. Алексей налил в чашку крепкого ароматного чаю и аж зажмурился от удовольствия.
— Синьхуан розовый? Вот спасибо. Плохо в Варшаве русскому человеку — только кофей предлагают.
Бурундуков полыценно улыбнулся в усы:
— Да, у нас в участке с этим строго. Сам люблю и других поощряю. Как соскучитесь по чайку, приходите — будем рады!
— Ох, я ведь могу и зачастить! Спасибо!
— Вам спасибо, Алексей Николаевич. Это ведь вы застрелили главаря? Который Валериана Емельянова зарезал… Товарищ мой был. Выходит, и за меня отомстили. Я же сам пытался убийц искать! Да куда там — дел невпроворот… А сыскные — Егор не даст соврать — не больно и старались. А вы приехали и враз всё раскрутили. Это я понимаю — сыщик!
Лыков отставил чашку и сказал, понизив голос:
— Ничего я не раскрутил. Да и нельзя раскрыть сложное преступление за сутки. Враки это.
— Как так? — опешил пристав.
— Мы к вам, Амвросий Акимович, для того и пришли. Я считаю, что Гришка — тот, кого я застрелил, — пристава Емельянова не убивал.
— Но часы! У него же нашли часы! Мне их показали — это Валериана вещь.
— Часы, скорее всего, подбросили.
— Кто?
— Настоящие убийцы вашего товарища.
И Лыков рассказал приставу, почему он не верит в улику с часами. В Амвросии Акимовиче пробудился полицейский офицер. Он поразмышлял чуток, потом согласно кивнул:
— Да, надо разобраться. И я тоже тогда удивился: как все ловко сошлось! Но дел же невпроворот, подумать некогда. Опять-таки, сыскным виднее… А тут вон что! Сейчас и я вижу натяжку. Но Гриневецкий с Нарбуттом что на это говорят?
— Их бы, конечно, очень устроило, чтобы я собрал манатки и уехал.
Бурундуков насторожился.
— Вы их в чем-то подозреваете?
— Никакого заговора тут нет. Просто местным никогда не нравятся проверяющие из столицы. Мало ли какой рапорт они потом подадут министру? Вот паны и торопятся вернуть меня к жене.
— И все?
— И все. Они умные люди, особенно Витольд Зенонович. Уж этот никак не мог поверить в мой столь быстрый успех! Но решил сплавить гения сыска. И разобраться потом сам. Думаю, логика была такая: поляков должны ловить поляки.
— Очень возможно, — заявил Бурундуков. — Про Нарбутта вы верно сказали. Этот зрит на два аршина! Все уголовные его боятся. Бугай Гриневецкий при нем навроде приложения с картинками. Но дальше-то что? Как ловить Большого Евгения?
— Никак. Такие люди сами уже давно не совершают ничего противозаконного. У них на это есть исполнители. Их и будем искать.