Варварин свет
Шрифт:
Корабль тряхнуло ещё раз, и нос резко нырнул вниз. Затрещали, натягиваясь, канаты, державшие шар. Дёрнулась верхняя палуба, которую болтало в разные стороны от резких порывов ветра. Под руками треснули поручни. Варвара закричала, и её резко выкинуло из сна. Она так и продолжала кричать.
— Варя, ты что?! Что это у тебя?
Варвара со стоном отбросила кусок древесины, который откололся от поручня, и закрыла лицо руками. Вдох, выдох, вдох, выдох. Слёзы так и не шли, предпочитая душить и без того задыхающуюся девушку.
— Ничего.
Варвара оттолкнула руку
Ей нужно было как-то смириться с несправедливостью, забыть дурацкие сны, которые приходили, когда им вздумается, и не давались в руки. Смириться и забыть глаза цвета пепла. Он сказал, что это не любовь — тогда почему же так больно?.. Если это не любовь, то почему не проходит? Зачем опять обманул, Кощей?
Смириться не получалось, забыть — тоже. Получалось только злиться и плакать от беспомощности и отчаяния. И не заморозишься — помощь нужна сёстрам. Варвара сжимала себя руками, но только больше дрожала.
***
Сестёр было полдюжины. Аннушка позвала больше, но те сразу отправились за другими знакомыми сёстрами, чтобы в Приморье ставить на ноги раненых. У каждой было по нескольку камушков, которые связывали со знакомыми сёстрами — обычно четыре-шесть женщин, старушек, знали друг друга — пересеклись, пока служили Хранительницами рек. У Аннушки было больше десятка подружек — через своих сестёр с другими перезнакомилась, до того любила пообщаться.
Самой старой стукнула сотня лет, а самая молодая была ровесницей Марьи и, как выяснилось, знала её. Вспомнила, что Марья когда-то сама пришла, объяснив, что из дома выгнали за то, что не того полюбила, и теперь, если Кощей её учиться не возьмёт, то она утопится.
— Гадина, — сказала Аннушка. — А до того же сама своих деток утопила!
Сёстры заохали, начали переговариваться, и тут Любава, поняв, что так они далеко не уедут, призвала всех успокоиться и рассказала, какой у них план.
— Книги, книги, — проворчала самая старая сестра и фыркнула на Любаву, которая пыталась показать ей заклинание. — На кой мне эти книги, если я их сама писала!
— Как? — поражённо спросила Любава.
— Прасковья правду говорит. Мы переписываем книги, — сказала Аннушка. — Кощей раньше их писал сам и отдавал сёстрам копировать, чтобы знания и чары не потерялись. Он об этом рассказывает, когда отпускает в Явь, девочки. Рассказывал...
Варвара безучастно кивнула.
— Больше половины книг колдовских созданы Кощеем, — подтвердила другая сестра, тоже старушка. — Мы знание утратить не хотим. Нас не будет — книги останутся.
— Ну, начинаем? — бодро спросила одна из женщин, потирая руки.
— Постойте, — сказала старушка Прасковья. — Расколдуем мы их, а дальше что?
— Как что?! — удивилась Любава. — Скажем им, что чудище напало, надо его побить.
— Кто ж тебя послушает, девочка! Эти богатыри сражаться с Кощеем начали, в мгновение окаменели — им что год, что тысяча. Они что подумают, когда тебя увидят, малявку эдакую, которая им приказы отдаёт? Это здесь вы почти что царицы, а им вы
Любава с Варварой переглянулись. Об этом они и не подумали. Вышло бы очень глупо. И опасно.
— Что же делать? — спросила Варвара у старших.
— Воевода нужен, — подсказала всё та же бодрая женщина.
— Будет! Есть! — воскликнула Любава. — У нашего друга, тоже богатыря, есть брат-воевода, которого сам Кощей обучал, и не просто, а прямо в Междуречье-Межмирье!
— А согласится? — спросила более молодая старушка.
— Мы уговорим! — заверила её Любава. — Он на Варвариной родной сестре женат.
Варвара хотела идти к Никите, чтобы перенести его к брату, но сразу её не отпустили — их было всего девять чародеек на тысячи богатырей. Сёстры рассчитали, что за один раз смогут охватывать общим заклятьем не больше сотни заколдованных воинов. К тому же, одним заклятьем было не обойтись — сначала нужно было разрушить камень, а потом, пока освобождённый богатырь не опомнился, уложить его спать.
Когда они закончили с первой тысячей, Варвара отпросилась из круга чародеек и присоединилась к Прасковье, которая ушла чуть раньше и теперь сидела на камнях, массируя тонкие лодыжки. Старушка поглядела на девушку, сочувственно покачала головой. Потом сняла с головы платок, расписанный дивными птицами в огне, и стала обмахиваться им.
— Утомилась? Да вот я тоже. Сто лет живу, а усталости на всю тыщу! Мы, конечно, подольше прочих живём, но я нечисти уйму на своём веку повидала, силы порастратила. Ещё недавно в Явм опаснее было, но Кощей всё так хорошо обустроил. Эх... Ты видишь плоды его непрерывных трудов, внученька. Сколько-то Междумирье-Межречье продержаться должно. Мы поможем. Надо вместе быть!
Варвара легла спиной на камни, закрыла лицо руками.
— У тебя кровь под ногтями, внучка. Ты сколько сил сегодня раздала?
Варвара не ответила — боялась расплакаться. Старушка что-то напевала, потом сказала куда-то вбок:
— Котик, котик, серенький животик, а ты что грустный такой?
— Мы думаем.
— Ох, кикимора! Не признала. Зачем же коту-кикимору думы думать?
— Потому что сёстры плохо думают! — зашипел кот. — Задай нам правильный вопрос!
Варвара приоткрыла глаза и покосилась на обоих. Старушка почесала висок, вытянула губы в трубочку, посвистела.
— О чём это он, внучка, не знаешь?
— Он видел душу Кощея, когда её птица несла, — сказала Варвара, приподнимаясь на локтях.
— Душу Кощея?! Птица? Как так?
— Что ж у него, по-твоему, души нет? — не скрывая злости, спросила Варвара. — И сердца нет, и души нет! Как вы мне все надоели!
— Не плачь, внучка, лучше расскажи, как он умер и что до этого случилось, — спокойно сказала Прасковья.
Варвара, вытерев слёзы, коротко рассказала, как Марья сломала иглу, и пересказала то, что слышала от Никиты — как можно бесстрастнее, чтобы не делать себе ещё больнее. В одном из своих путешествий она видела человека, ходившего по доске со вбитыми в неё гвоздями. Сейчас Варваре казалось, что это она идёт по гвоздям, и любое неосторожное движение ранит.