Варварские нашествия на Западную Европу. Вторая волна
Шрифт:
Развитие территориальной раздробленности на каролингском Западе не способствовало решению задач обороны, но ход развития последнего, очевидно, определял его этапы. Наша тема здесь не позволяет нам углубляться в параллели. Просто подчеркнем, что один из основных институтов централизованной империи, missi dominici (государевы посланцы)78, исчез из Francia orientalis (Восточно-Франкского королевства) с середины IX в., а на западе не пережил и Карла Лысого; что после 880-х гг. графы могли осуществлять свою карьеру в рамках практически только одного королевства; что церковные владения — да, и они — оказались втиснуты в границы какого-то одного государства. Одновременно графские семейства укоренились там, куда ранее их направила благосклонность короля, чтобы представлять там центральную власть; они обзавелись сторонниками (fideles) и с помощью res de comitatu (доходов от графства) и богатств Церкви составили себе обширные земельные владения. Впрочем, многие знатные семейства из числа аристократии сгинули в братоубийственных раздорах конца IX в., и им на смену пришли кланы, не причастные в той же мере к имперской идеологии.
Каролингский
В своих бедствиях каролингскому миру почти неоткуда было ждать помощи. С англосаксонскими королевствами, над которыми все еще нависала очень серьезная опасность со стороны викингов, он имел лишь эпизодические контакты, как правило, не имевшие особого значения (самый любопытный из них тот, который около 920 г. повлек за собой второй брак Карла Простоватого с Эадгивой, дочерью Эдуарда Старшего, в момент, когда тот начал отвоевывать королевство Йорк; от этого брака родился Людовик IV), за исключением короткого правления Людовика IV Заморского, воспитывавшегося в Англии: Ательстан, его дядя, два или три раза оказал ему помощь, но в основном против внутренних врагов или против Оттона I. Бретонцы, судя по их действиям в IX в., заслуживают того, чтобы мы внесли их, скорее, в список нападавших на империю, чем тех, кто содействовал ее обороне. Воодушевленные неожиданной энергией, источник которой почти не угадывается, они, начиная с правления Людовика Благочестивого, стали чрезвычайно неудобными соседями. В течение двух поколений, они пользовались всеми трудностями франков для того, чтобы продвинуться на восток, и вскоре утроили протяженность своих территорий — пока не пали, также внезапно, под ударами викингов.
Подобно Меровингам, Каролинги смогли удерживать подвижных жителей кельтской Бретани к западу от линии Доль-Ванн. С конца VIII в. их напор на границу, безусловно, усилился, так что Карл Великий счел за благо создать там марку, впервые упоминаемую в 778 г. и порученную знаменитому графу Роланду. В 798, 811 и 818 гг. там произошли жестокие столкновения, которые, однако, не изменили традиционного положения. Примерно в конце своего правления Людовик Благочестивый имел неосторожность сделать одного знатного бретонца, Номиноэ, постоянным «государевым посланцем» в Бретани. Около 840 г. тот добился полной независимости, занял древнюю марку и начал выступать за пределы Мена. В 845 г. он нанес Карлу Лысому серьезное поражение при Баллоне, в 846 г. бретонские авангарды стали угрожать Байе; в 849 г. Номиноэ уже вблизи Анжера, а в 850 г. он берет приступом Нант. Его сын Эриспоэ сменил его на троне и в 851 г. одержал новую победу над франками при Жювардейле, которая принесла ему все земли к западу от Майенна.
И очень вовремя: в 853 г. на Луаре появились викинги. Они оставались там три года, что в 856 г. вынудило Карла Лысого и Эриспоэ, хотя и довольно неохотно, заключить союз. В 857 г. он распался с убийством Эриспоэ. Его преемник Соломон в 863 г. возобновил его и, под предлогом того, что стал вассалом франкского короля, добился уступки ему западного Анжу; новое примирение в 867 г. принесло ему Котантен с примыкающими территориями. Возникает впечатление, что Карл Лысый без особых трудов взвалил на этого бретонского вождя, тем временем ставшего королем, неблагодарный труд защищать западную оконечность своего королевства (несколько документов доказывают, что бретонская администрация на деле прибрала к рукам Котантен и Авранш. В этом регионе и в западном Мене в антропонимии правящих классов следы бретонского эпизода сохранялись в изобилии до конца XII века). Бретонцы выполняли эту задачу энергично и действенно.
Бретонское величие продолжалось приблизительно одно поколение. Королевская власть не пережила Саломона, умершего в 874 г., но один из бретонских вождей, Алан, граф Ванна, при помощи Беренгария, графа Ренна, с заметным успехом сражался с викингами. Он даже добился передышки, почти никем не нарушившейся с 890 до своей смерти в 907 г., что позволило ему, преждевременно, приступить к восстановлению церквей (епископ Нанта Фульхерий (около 897–910 гг.) восстановил кафедральный собор и замок в своем епископальном городе: Chronique de Nantes (35; 73 и 78)). Но закрепление в 911 г. норманнов с Сены в Руане позволило наиболее агрессивным частям флота викингов перебраться и на Луару. Между 912 и 919 гг. Бретань пала от одного удара; ее вожди укрылись в Англии у короля Эдуарда Старшего, который на какое-то время взял на себя роль руководителя Запада в борьбе против скандинавов. Государство викингов в Нанте, находившееся в зачаточном состоянии, признанное в 921 г. графом Робертом, сыном Роберта Сильного, а затем, в 927 г., королем Раулем, просуществовало в течение нескольких лет; нам неизвестно, подчинялась ли этому государству остальная часть полуострова, или нет. В 937 г. внезапно вернулся, при поддержке короля Ательстана, Алан Кривобородый, один из вождей, бежавших в Уэссекс, и в трех битвах уничтожил владычество викингов в Бретани.
В борьбе против сарацинских пиратов франкские государства почти не могли сотрудничать с христианами Испании. Однако византийцы, прочно утвердившиеся в Кампании, Калабрии, на Сицилии и в Адриатике, и, к тому же, оснащенные превосходным флотом, смогли предложить им неоценимую помощь. К несчастью, на пути всего последующего сотрудничества возникли почти непреодолимых два препятствия: последствия императорской коронации в 800 г., никогда по-настоящему не принятой Константинополем79, и жесткий конфликт между латинской и греческой церковью. Впервые эта проблема была поставлена Востоком в ту эпоху, когда Запад почти не интересовался Средиземноморьем. Обмен посольствами между Феофилом и Людовиком Благочестивым в 839–842 гг. ни к чему не привел, несмотря
Греки и латиняне также боролись за влияние над славянами; по преимуществу споры носили церковный характер, и двумя их основными аренами были Хорватия и Великая Моравия. Во времена папы Николая I и хана Бориса римские и византийские миссии соперничали в Болгарии. Однако, по правде говоря, в этом случае речь шла не об обороне. Цель, по крайней мере для Запада, состояла исключительно в распространении культуры. Чуть позже, перед лицом венгров, общих интересов греков и латинян уже не нашлось. Итак, каролингский мир боролся и погиб в одиночку, в значительной мере по своей собственной вине. Из соображений протокола он пренебрег предложениями Константинополя в тот момент, когда они, возможно, позволяли задушить сарацинскую угрозу в зародыше. Он не заручился союзом с англичанами, который позволил бы сделать то, что в более широком масштабе осуществил в Бретани Алан Кривобородый. В этом, безусловно, снова следует винить интеллектуальную ограниченность целых поколений эпигонов.
Видоизменения западной цивилизации и вклад Скандинавии
Вопрос о глубине и основательности «Каролингского возрождения» является предметом споров. В той сфере, которая в основном была им охвачена, а именно в церковной и придворной жизни, он достиг блестящих результатов. Монастыри были реформированы и приведены в соответствие с единым образцом; епископат снова взял в свои руки управление общественной духовностью и нравственностью; в деятельности скрипториев началось замечательное оживление; классический латинский язык был возрожден и засвидетельствован многочисленными текстами; с осуществлением крупных проектов архитектура вновь заняла утраченное ею после V в. место в иерархии искусств. Все это рухнуло под совместным натиском завоевателей и внутренних междоусобиц. Общий ущерб был гигантским: сгоревшие церкви и библиотеки, невозможность интеллектуального труда, разрушение правовых структур, перевес неотложных повседневных проблем над глобальным видением мира.
Как и почти всегда, Западу удалось отыскать повод для своего возрождения на собственном пепелище. Тут можно выделить три момента. В некоторых областях врагам были привиты элементы цивилизации или новое состояние духа: этот явление затронуло в основном Англию и Нормандию, и, в меньшей степени, кельтские земли и прибрежные регионы Северного моря. В других местах стремление к возрождению понуждало все делать заново, принимая за точку отсчета то, что уцелело в катастрофе: это относится почти ко всей Francia occidentalis (Западно-Франкскому королевству). Наконец, Германия и Италия смогли сохранить свои каролингские структуры гораздо лучше, чем Франция. Вторая из этих зон стала источником радикальных новшеств, которым суждено было отметить собой X и XI вв.: это были основы для строительства нового монашества, которые закладывались в Бургундии (Клюни), Лотарингии (Горц, Бронь) и на юге Парижского бассейна (Флери-сюр-Луар), в областях, безусловно, мало затронутых вторжениями напрямую, но куда во множестве стекались беженцы, и понимали всю необходимость обновления. Одним из основных направлений деятельности Клюни в X в. было восстановление разрушенных аббатств. Там же началось и обновление архитектуры и возникновение романского искусства, уже стал заметным разрыв с грандиозным имперским искусством Каролингов (тогда как в Германии искусство Отгонов смогло дать ему почти прямое продолжение), и настоятельно давала себя знать потребность в новом строительстве. Государства, испытавшие более непосредственные внешние влияния, смогли внести свой вклад в обновление Запада только позднее и, главным образом, в политическом плане, прежде всего в результате вмешательства нормандского и англонормандского рыцарства после 1066 года.
Это обновление охватывало далеко не все сферы цивилизации. Наследие Каролингов — огромное пространство, усеянное руинами, — не было приведено в порядок. В Западно-Франкском государстве долгое время ничто не могло заменить идеологию христианской Империи франков. Усилия по унификации права, которые начали приносить свои первые плоды в середине IX в. благодаря влиянию капитуляриев и вмешательству некоторых клириков, вроде Агобарда Лионского, были полностью заброшены, и законы стремительно раздробились на множество правовых обычаев. Вся та структура, которая было начала складываться вокруг понятия государства и государственной власти, оказалась забыта, по крайней мере королевской администрацией. Лишь несколько территориальных правителей, граф Фландрии и, главным образом, герцог Нормандии, проявляли кое-какой интерес к некоторым из этих осколков и подумывали о том, чтобы после более или менее продолжительной паузы начать действовать в том же духе (любопытно отметить, что герцогство Нормандское осуществило в XI в. унификацию своего права и даже земельных мер (в пользу «импортного» акра; Каролинги склонялись в пользу франкского боннье). Однако здесь имеет место, скорее, встреча двух политических мировоззрений, чем прямое заимствование).