Варяги и Русь

Лавров Александр Иванович

— Да пошто им здесь быть, государь, — отвечал Извой, — коли они в Предиславине.

— Сам видел, что нет.

— Мы-то видели, что их там нет, потому что Вышата не показал их, а они сидят и теперь в светлице у Буслаевны.

— Кто тебе сказал?

— Спроси у Торопа: он сам видел их да за это попал под замок.

— Тороп! — позвал Владимир.

— Правду молвит Извой, — отвечал Тороп, — потому я и отстал от дружины, что сидел под замком.

Владимир ничего не сказал, но решил, что если Вышата прячет их, то, видно, уж они больно

хороши...

Однако не долго пришлось отдохнуть Владимиру в Вышгороде: покорённые им вятичи восстали, подстрекаемые Олафом. Бежав из Перемышля, он пришёл к ним и сказал, что Владимир не князь, что в его дружине есть настоящий князь, который должен сидеть на киевском столе и править Русью.

Когда Владимир выступил против вятичей во второй раз, пришлось потратить немало времени чтобы их победить.

Рати дрались без устали несколько часов подряд.

Владимир стоял со своей свитой на холме и смотрел на своих ратников, которые то отступали, то снова бросались в бой. Но вот его рати начали отступать, и Владимир посмотрел на Извоя и Руслава, прося их совета.

— Руслав, — сказал Извой, — не дадим им посмеяться над нами... Вперёд!..

И не успел князь сказать им и слова, два витязя ринулись в бой. Киевляне с новой силой бросились вперёд и разбили вятичей.

Олаф, видя, что битва проиграна, спрятался под убитой лошадью, когда поле брани очистилось, прополз в лес и там пролежал до вечера. Вятичи признали себя побеждёнными и сдались.

После этого Владимир поехал в Белгород и пробыл там до весны следующего года; там замыслил он новый поход на ятвягов, и едва только пообсохла земля и трава покрыла землю роскошным ковром, он двинулся в поход. Покорив ятвягов, он обложил их данью.

Эти победы очень соблазняли князя, и он хотел совершить ещё один поход на радимичей, но старейшины уговорили его дать отдохнуть войску и вернуться в Киев.

Владимир согласился возвратиться в Киев, где его встретили с большим торжеством и почётом.

XXIV

В честь победы над тремя племенами Владимир велел ставить столы и готовить пир, созывая на него весь киевский народ с жёнами и детьми. В честь той же победы Божерок, как жрец и верный служитель Перуна, задумал почтить её принесением жертвы и начал готовиться к ней... Долго он думал, как ему поступить. Много было христиан в Киеве, которых он хотел уничтожить, но больше всех он ненавидел Извоя, Феодора и Симеона.

Однажды вечером, на третий день по возвращении князя в Киев, он сидел у себя на крылечке и думал, кого избрать в жертву, как вдруг на дворике появился седой старик: он еле держался на ногах.

— Что тебе, старче почтенный? — спросил Божерок.

— Войдём в светлицу, и там поведаю тебе.

Жрец встал и пошёл в светлицу; за ним вошёл старик и, плотно притворив дверь, спросил:

— Одни ли мы?

— Да, одни. Молви, что надо.

Старик

вдруг выпрямился и разгладил свою седую бороду.

— Олаф! — воскликнул Божерок. — Ты в Киеве? Давно ли?..

— Недавно. Все наши планы разлетаются в пух и прах... Всюду неудача... Видно, стар уж я стал...

— Да, печально, что Руслав отказывается от почестей, какие ожидают его...

— Хорошо, попробую ещё раз поговорить с ним, на всякий случай, да не знаю как... пришёл поэтому поговорить...

— Молви, — отвечал жрец.

— Слыхал я стороной, что ты в опале у князя, видно, потому, что он окружён христианами, и почём знать, не стаоанами, и почём знать, не станет ли и сам христианином.

— Ни за что не допущу и собственноручно убью его, если он задумает стать им... Довольно того, что боги терпят издевательства его приближённых...

— Да, ты прав... Много они терпят несправедливостей... уж если ты, первосвященник, не можешь повлиять на Руслава, кровь от крови и плоть от плоти моей, то да будет воля твоя над ним и я умываю руки... Найди подобающий случай поговорить с ним, и если это не поможет, то в твоей власти казнить или миловать и да княжить над Русью Малушино дитя...

— Надо искоренить христиан и отбить Руслава у них; нужно предать смерти Извоя, Феодора и других, а если это не повлияет на него и христиане найдут заступничество у князя, то уничтожать и Владимира, и тогда, кроме Руслава, некому будет княжить над Русью... Тогда киевляне поневоле изберут его своим князем...

— Да будут трижды прокляты те, кто совратил его с пути истинного, все слуги мои: Феодор, Симеон, Якун и другие... Один ты останешься верен мне и себе, и я благословляю день и час, когда впервые ты протянул мне руку помощи... Оба мы хлопотали к лучшему, но теперь князь силён и, пожалуй, поздно думать о восстановлении нашего рода... Да сгинут они все с лица земли!..

— Коли так, я буду действовать и начну с Извоя...

ненавистного мне, как и все другие христиане; Руслав ещё молод, может опомниться и согласится на всё, если увидит, что нет никому пощады... На днях я постараюсь уличить его при всём честном народе и потребую от князя искупления его вины смертию, а дальше посмотрим, что скажут остальные...

— Но каким образом ты уличишь его?

— На днях предполагается совершить жертвоприношение Перуну, и когда увижу, что он не преклонит колена, как не преклонял и прежде, я обращу внимание людей и потребую жертвы человеческой...

— Да будет на то воля твоя, — сказал Олаф.

— Но прежде, чем совершить это, я думаю пойти сегодня в полночь к капищу, где стоят разорённые стены их храма: там, говорят, будут все христиане... Я хочу видеть их всех и знать по именам... чтоб потом легче было уличить их.

— Ты говоришь, что сегодня христиане будут в храме? — спросил Олаф.

— Перед тобой был у меня Вышата и говорил, что ему донесли, что сегодня там будет сборище христиан. Наверное, будут Извой и Руслав...