Вас любит Президент
Шрифт:
Меня тошнит. Нет. Нужно просто заплатить акушерке и рожать дома. Акушерки ведь не могут стоить очень дорого. Что еще? А, да. Бедные люди – работают. У них доход – от их работы. Может, мне тоже нужно найти работу. Или просто выйти замуж. Найти кого-нибудь с похожими интересами, родственный интеллект какой-нибудь. Не хочу никого из моего круга, который больше не мой круг, но и деревенщину какого-нибудь тоже не желаю. Хобби – музыка, литература, подслушивание. Кстати, недавно появился новый тип микрофона … долго рассказывать. Мне парень позвонил, у которого я такие вещи покупаю. Сказал, что сделает мне скидку. Шесть тысяч вместо восьми. Видел бы он, что сами знаете кто сделал с моей «радиорубкой». И с аквариумом. А рыбы все исчезли. Может, он положил их на слой риса и пожрал их всех, когда они были еще живы. С него станется.
Мама позвонила вчера, спросила, нет ли у меня денег, чтобы ей одолжить.
Ну, хорошо. Мне нужен совет. Признаюсь.
Я
Он говорит – «Привет, дочка. Сейчас говорить не могу. Я сегодня поздно работаю. Встретимся через час?»
Я говорю – «Работаешь? У тебя есть работа, папа?»
Он говорит – «Ага. Хочешь верь, хочешь нет. Знаешь маленький венгерский ресторан на Сорок Шестой и Восьмой?»
Я говорю – «Нет, но найду».
Он говорит – «В восемь вечера. Не опаздывай».
Тут прибывает поезд, и все в него заходят. Внутри поезда – много народу с усталыми и недовольными лицами, плохой кожей, и враждебными взглядами. Все места заняты и, странно, как однажды заметил сами знаете кто, на некоторых местах сидят мужчины, а некоторые женщины стоят рядом. Сюрреализм какой-то. Кондуктор кричит по интеркому, что следующая станция будет Таймз Сквер, и что нет локального сервиса на Тридцать Четвертой. Не знаю, что это значит. Двери закрываются. Вижу какого-то пожилого китайца в кепке с надписью Управление Транспортом Метрополии – он читает что-то похожее на сценарий. Знаю, как выглядит сценарий, поскольку у меня был однажды любовник, который писал сценарии. В сценариях всегда большие поля, всегда попусту тратится много места на странице.
Поезд останавливается. Я выхожу и оглядываюсь. В конце концов я замечаю надпись, на которой нарисованы, помимо прочего, красные, желтые и голубые круги, а внутри кругов – либо буква, либо цифра, и тут до меня доходит, что Номер Один – это не ранг офицера на военном корабле, но название линии метро. Один. Линия Номер Один. Я следую туда, куда указывает стрелка, поднимаюсь по каким-то ступеням, поворачиваю налево, потом опять налево, а затем направо, и вдруг вижу надпись, которая наконец-то что-то означает. Написано – Аптаун, 1, 2, 3. Я спускаюсь вниз на грязную платформу и Номер Два появляется почти сразу. Я решаю ждать Номер Один, как все заправские мошенники. Номер Два уезжает. Следующий поезд – Номер Три. Затем опять Номер Два. Я запуталась. Я ищу надписи, а потом вдруг слышу, как один из пассажиров говорит, что Номер Один сегодня не ходит. Подслушивать иногда полезно, что бы там сами знаете кто не говорил. И тут я вижу карту. Карта висит на большом таком, знаете, стенде, посредине платформы. Я подхожу и начинаю изучать. Вскоре я во всем разбираюсь. Номер Один делает больше остановок, но следует в том же направлении, что и другие два. Это – локальный поезд, он останавливается слева, а другие поезда – экспрессы, и останавливаются справа. Номер Два и Номер Три – экспрессы. Они делают остановку, оба, у Верди Сквера, на шесть кварталов дальше Линкольн Центра. Это меня устраивает. Когда подъезжает Номер Два, я в него запрыгиваю.
Выйдя из метро, я иду к Линкольн Центру.
Потом я еще и по парку погуляла.
У моего отца есть работа.
Он перестал работать вскоре после того, как я родилась. А теперь опять работает. Мой папа. Нашел работу. Представляете себе.
Он переменился, выглядит моложе и здоровее. Работает официантом в каком-то глупом среднеклассовом заведении. Ему очень нравится. Это меня не удивляет. Я так и ожидала, что он окунется во все это с головой, с энтузиазмом исследователя и первопроходца. Он рассказывает мне, как уморительны некоторые посетители, а официанты еще смешнее, а менеджер, ужасно темный парень из Греции, совсем без образования, но зато с большим количеством волос на лице – имеет склонность к философии и читает лекции подчиненным о жизни и судьбе весь день. Папа снимает квартиру в Лонг Бич. Невероятно! Вот это уж – точно невероятно. Серьезно. Лонг Бич летом хорош, я думаю, но в феврале я бы там пяти минут не выдержала. Это – длинная такая гряда, узкий полуостров, выдающийся в Атлантику, параллельный Лонг Айленду. С одной стороны пролив, с другой океан. Морозные ветры продувают насквозь, и воздух всегда холодно-влажный, и люди, которые там живут в отдельных домах, никогда не выключают отопление, иначе дома загниют и развалятся. Папа говорит, что многоквартирный дом, в котором он живет, находится прямо на берегу.
Затем он спрашивает про маму. Я говорю ему, что она пыталась по телефону одолжить у меня давеча несколько тысяч. Мама оказалась очень практичной. Она нашла, как продать половину своих драгоценностей за миллион с лишним, так что она в порядке. Я понятия не имела, что у нее столько золота и камней. Может, она их в тайне покупала все эти годы, чтобы себя обезопасить на всякий случай. А у меня она пыталась одолжить потому, что не следует тратить собственные фонды, когда можно взять в долг. Что ж, логично.
Может, мне нужно купить машину, как делают люди из среднего класса.
Он говорит – «Честно не знаю. Мне права приходят, обновленные, каждые четыре года по почте. Представляешь, после стольких лет, у меня до сих пор права – из штата Мейн?»
Ну до чего все оторвались от жизни, а? Каждый человек находит себе нишу и держится за нее. У всех права все еще из штата Мейн.
Я знаю то, что я знаю. Во-первых, Джордж Гаррик совершенно не при чем. Если сами знаете кто желает притворяться Джорджем Гарриком – его дело, но меня-то не нужно убеждать, что он Джордж Гаррик. Джордж Гаррик – дебильный племянник жены Итана Кокса и, да, я помню его по университету. Вся семейка – сплошные самовлюбленные свиньи. Мы с Итаном Коксом как-то в прошлом конфликтовали, из-за того, что он приставал к Илэйн. Это был единственный случай, когда я вступилась за сестру. У меня имелось несколько записей его скрипучего голоса, ну я и дала гаду их послушать. Там было достаточно, чтобы посадить его в тюрьму лет на десять. Он с тех пор меня боится. Он – единственный, кого мне удалось всерьез напугать. Дня два назад я видела его на улице – он перешел на другую сторону, будто собирался купить в киоске газету, хотя я прекрасно знаю, что газет он не читает.
Сами знаете кто – действительно тот, кто он есть, и все это знают. Забавно, но после того, как я хорошенько подумала, некоторые вещи всплыли в памяти. Да, я помню его в Принстоне. Он был тогда толстый. Общался с самыми отвязными и подозрительными. Наркотики, наверное. А может и нет. Что-то такое произошло той ночью, когда я потеряла невинность с помощью Арчи. Я проснулась в одной постели с Арчи, на утро, но я не помню, как я попала с ним в эту постель. Более того, сам Арчи не знал, как он оказался со мной в постели. Во всяком случае, он так сказал. Предыдущей ночью было много веселья, все напились. Может, была драка. Не уверена. У Арчи был утром огромный фингал. Мы с ним попытались вспомнить, что было. Он помнил, что его волокли по коридору в четыре утра. Я помнила, что выключилась чуть раньше. Арчи мне импонировал, но он был в кого-то влюблен. Спрашивается – уж не сами ли знаете кто – лично – лишил меня девственности в ту ночь? Если так, то почему он не попытался со мной поговорить до этого? И зачем было совать мне в постель Арчи? Он что, сумасшедший? Зачем, зачем? Потому, что он думал, что я неприступная? Ну и ну. Совсем с катушек долой. Все-таки я бываю ничего, симпатичная, а груди у меня тогда были еще лучше, чем теперь, и еще у меня тогда были такие, знаете, сладострастно-звездные глаза, и некоторые мужчины считают это привлекательным, но – неприступная? Дикость какая-то.
Винс купил Сильвии новый дом. Сперва она хотела его судить за пожар, устроенный его отпрыском, но потом ее адвокат объяснил ей, что Винс может ее судить за то, что она оставила детей одних, так что, когда Винс предложил купить ей дом, она быстро согласилась. В отличие от меня, Сильвия очень практична.
Эпилог. Невинность дома и за границей
Эссе Роджера Вудза напечатали в одном из известных еженедельных журналов несмотря на длину (в разы превышающую стандарты еженедельников – журналы предпочитают печатать короткие статьи, чтобы лишний раз не отвлекать читателей от созерцания рекламы). Предполагаемая сенсация в журналистских и научных кругах не состоялась – ее замяли из боязни, что «религиозный подтекст» может замедлить интеллектуальное развитие человечества, за которое оба эстаблишмента, и журналистский, и научный, чувствовали себя ответственными. Замятие производилось обычным методом: три дюжины гневных статей, написанных именитыми учеными, в коих они опровергали аргументы наглого дилетанта, так и не вышли в свет. Кто-то, сидящий в соответствующем кресле, решил, что лучший способ отразить атаку на научный эстаблишмент – сделать вид, что ее не было.