Ваше Сиятельство 11
Шрифт:
— Ни слова о моем муже! — резко осекла его Елецкая.
— Лен, давай будем честны, ведь постоянный только я. Это же правда, Лен. Ну, скажи «да», — он потянулся к ее губам.
— Нет! — ответила Елецкая, но позволила короткий поцелуй в краешек губ.
— Ну зачем боги послали этого Майкла?! Зачем я впустил его в свой дом?! — ладонь Евклида тепло и нежно гладила бедро графини выше колена. — Да, он смазливый, молодой, но он не тот мужчина, который тебе нужен! Леночка, пожалуйста!.. — поцелуй барона снова обжег ее кожу выше ключицы, а потом ниже.
— Евклид, он именно тот, кто мне нужен. Пожалуйста, успокойся, — смягчилась Елена Викторовна. Положила ладонь на затылок
— Я не давлю — я тебя просто умоляю! — он вскинул голову, посмотрел на нее масляными глазами и уронил лицо в ее декольте. Точно пес схватился зубами за атласную ткань и зарычал.
— Евклид! Не сходи с ума! — Елецкая попыталась его удержать, чувствуя, что в этот раз, она может не устоять. От его ласки, поцелуев низ живота потеплел. Это возмутительное тепло волнами пошло по телу, которому захотелось большего. Между ног стало очень влажно.
— Я хочу тебя! Очень хочу! Никогда никого не хотел, как тебя! — он лизнул верх ее груди, попытался оттянуть зубами ткань так, чтобы добраться до соска — тот, отвердевший, призывно проступал под платьем.
— Все, Евклид! Я сказала, все! Остановись! — Елецкая оторвала его голову от своей груди. — Давай по-прежнему будем друзьями.
— Мы не были друзьями. Мы были любовниками! — возразил Евстафьев, жадно лаская ее голое бедро. — И откуда появился этот Майкл?! Боги!
— Вот именно — боги! Они послали его мне. Я от тебя устала. Ну правда. Ты должен это понимать, — Елена Викторовна, как бы извиняясь, улыбнулась ему. Былая легкость их отношений исчезла еще год назад или раньше, и Евстафьев графиню тяготил, а Майкла в самом деле ей будто послали боги. Он стал для нее невероятной радостью и утешением в те тяжелые дни, когда с Сашей происходило что-то странное и даже страшное, да и вся жизнь слишком выбилась из привычного русла.
— Прости, Лен. В самом деле я бываю слишком навязчив. Это потому, что ты для меня так много значишь. Я не могу смириться, что рядом с тобой этот англичанин. Прости… — барон вздохнул, убирая руку из-под ее юбки. — Поцелуй меня как раньше, и я пойду, — он произнес это таким голосом, что Елецкой стало трудно отказать.
Она с полминуты с грустью и сожалением смотрела на барона, потом поцеловала в губы. Конечно, не так, как раньше, но с теплом.
— Ступай, уже поздно. Я хочу спать, — Елена Викторовна встала с диванчика, давая понять, что желает остаться одна.
— Ты — заноза в моем сердце. Я так радовался, когда ты приходила в наш дом. И все эти шумные вечеринки знаешь, для чего я собирал? — он тоже встал. — Чтобы видеть на них тебя с Петром. Вернее только тебя.
— Не надо слишком преувеличивать. У тебя хватало интересов помимо меня. Помнишь, как ты меня разозлил своей виконтессой Крымской? Поэтому не строй из себя наивного, по уши влюбленного мальчишку! Ты… — на губах Елецкой отчего-то заиграла довольная улыбка. Графиня, выставив указательный палец в сторону барона, произнесла: — Хитрый лис! Искушенный и бессовестный соблазнитель! Ты постельный негодяй!
— Лен… Ты все это не так представляешь. Да, за мной много грехов, но все не совсем так, — он тоже заулыбался и даже опустил глаза.
— Вон отсюда! — Елецкая топнула ножкой, при этом графиня явно не сердилась.
— Я ухожу полон надежды. Позволь мне появляться иногда? — Евстафьев шагнул к Елене Викторовне и положил ладонь на ее талию.
— Ступай, — настояла она, сама не понимая, почему не говорит ему сейчас «нет».
— Уже иду, — он обнял ее и поцеловал.
Графиня отвернулась, подставляя его сухим и
— Уходи!
Когда Евклид Иванович вышел, Елецкая еще долго стояла и приоткрытой двери, слушая его удалявшиеся шаги, доносившиеся обрывки разговора с дворецким. Затем заперла дверь в свои покои и подошла к столу. Подняла бокал, хранивший на хрустальном крае след ее помады, и допила остаток вина.
Включив еще один светильник, Елена Викторовна щелкнула тугим тумблером коммуникатора, глядя как на светлеющем экране из рассеивающего тумана проступает Багряный дворец. Сейчас ей хотелось видеть Сашу и Майкла — слишком много было мыслей о них за этот день. Графиня даже собиралась помолиться за них двоих Артемиде, причем не в домашней комнате богов, а поехать в храм на Гончарной, но не сделала этого как раз из-за визита Евстафьева. Надев на голову управляющий обруч, Елена Викторовна нашла место, где хранились фотографии, собранные ей. Особо много было там фотографий ее сына, которые когда-то делал Петр. Был здесь и Майкл и… Снова на глаза попала фотография Евстафьева еще молодого в университетских годы. Казалось, Евклид неотрывно преследовал ее всю жизнь. Она много раз прогоняла его, ругалась с ним, какие-то моменты жизни даже ненавидела его, но он снова и снова возвращался.
— Какой же ты назойливый, Евклидушка! Ну почему ты меня, не оставишь в покое? Может я сама этого не хочу? — прошептала она, и выдвинула ящик стола, где лежала коробочка с сигаретами «Госпожа Аллои». Подняв крышку, достала одну и вернула на экран фотографию Майкла. Окруженный ореолом туэрлинового света англичанин смотрел на нее точно бог.
Снова Елецкую наполнили терзания: все ли получится у Саши? Сможет ли он вернуть Майкла и при этом не пострадать сам? Саша должен суметь, ведь он тоже почти как бог. Хотя для нее он остается ребенком, и душе так трудно принять, что он совсем взрослый, самостоятельный, при этом все, что происходит вокруг него, может происходить только вокруг бога. Но даже богам нужна иногда помощь.
Графиня перевела взгляд на статуэтку Геры, доставшуюся еще от мамы и стоявшую у на столе. Отложив сигарету, сложила в прошении руки на груди и произнесла:
— Величайшая! Молю тебя, позаботься о моих самых любимых мужчинах! Защити их! Укрой своей небесной заботой! Пожалуйста, Величайшая! Очень, очень прошу!
Минут десять графиня сидела в молчании, прикрыв глаза. От вина мысли вились путаные: то в них снова появлялся Евстафьев, то Майкл, то университетское прошлое, тронутое Евклидом. Иногда мысли вытеснили ощущения в теле, разбуженные бессовестными прикосновения барона Евстафьева. Он — еще тот демон искуситель: умел дразнить, играть ее телом.
Елена Викторовна прикурила, пытаясь успокоиться, но табачный дым не успокоил, а лишь больше вскружил голову. И даже пришла такая кощунственная мысль, что не стоило так настойчиво прогонять барона. Внизу живота снова потеплело, графиня отложила в сторону дымящую сигарету и выдвинула нижний ящик стола. В нем, в дальнем углу она нащупала продолговатый предмет, завернутый в шелк. Достала его, развернула. Предметом оказался фаллос сделанный из особого упругого, отчасти мягкого пластика. Этой штуковиной графиня не пользовалась давно, а вот сейчас захотелось. Евстафьев всегда влиял на нее дурно. Он ее искушал. С университетских времен он толкал ее на поступки, за которые потом было стыдно. И потом еще этот бессовестный наглец говорил, что любит ее! Любит ее всю жизнь!