Васина Поляна

Чумичев Левиан Иванович

В начале семидесятых он представил на конкурс свой первый сценарий «Едреный корень». Выиграл. Через пару лет «Мосфильм» по этому сценарию выпустил на экраны ставший широко известным в те годы фильм «От зари до зари».

Спустя еще пару лет — снова премия. За сценарий «Когда хотелось есть». Киностудия им. Горького снимает фильм. Что получится — неизвестно. А повесть с таким названием — в этой книге. Читайте.

Геннадий Бокарев

ПОВЕСТИ

Вспоминаю

о военном детстве. Это никогда не забывается. И больше, пронзительнее всего меня волнуют в этих воспоминаниях скупые радости суровой поры лишений, теплая атмосфера братства, стыдливой доброты…

Когда, стушевывая обыденностью жеста, слова свою великую щедрость, люди делились буквально последним куском, спасая человека от голодной смерти. Хотя на следующий день сами попадали в такое же положение. Тогда мы и определили на всю жизнь цену честности и подлости, дружбе и предательству, искренности и своекорыстию.

И какое же счастье было — чувствовать себя рабочим человеком, активной частицей военного тыла, кормильцем, а значит, опорой и спасением, значит — нужным и семье своей и стране.

А ведь были мы еще совсем пацаны…

КОГДА ХОТЕЛОСЬ ЕСТЬ

Ленька Лосев и Алька Кузин лежали на берегу речки и смотрели в темное майское небо.

Вообще-то добрые люди начинают здесь купаться где-то с середины — конца мая, но местная пацанва открыла купальный сезон почти сразу после ледохода.

А теперь речка успокоилась, вошла в свои берега, но, как бы извиняясь за свое недавнее буйство, пыталась лизнуть ребятам их босые пятки.

Ленька с Алькой упорно смотрели в небо. Сегодня оно было черным и, как никогда, богато усыпано звездами. Вот одна из звезд дрогнула, чиркнула небо и исчезла.

— Сорок пятому фрицу капут, — сказал Алька.

— Сорок шестому, — тут же поправил Ленька, проследив путь падающей звезды.

— А наших сегодня сколько погибло? — спросил Алька.

— Трое.

— Нет, двое. В тот раз не две звезды сразу упали, а одна. Так что фрицев сегодня мы сорок пять штук ухлопали; а наших только два человека погибло.

— Может, хватит на сегодня? — поднялся Ленька. — Домой мне надо, мамка опять спать не будет.

Алька тоже поднялся:

— Ладно, по дороге еще штук несколько набьем.

Они поднялись на берег. Узкой тропинкой мимо осокорей двинулись к повисшим вдали электрическим огням.

— А моя велела в сарае спать… Опять к ней явится… Сорок шесть, сорок семь… Во даем мы сегодня! Вот-вот война кончится, а… — Алька осекся.

— Все-таки наших трое, — вздохнул Ленька, проводил взглядом две враз упавших звезды. — Войны-то осталось — Гитлера в плен взять, а наши все равно еще гибнут.

Алька Кузин серьезным сделался:

— С начала войны мы с тобой эти звезды считали, уж ни одного немца в

живых быть не должно, а из наших только у Тамарки отец целый. У Остроумовых погиб, мой без вести пропал, твой тоже не в счет — живой, а ушибленный.

— Контуженый он, — поправил приятеля Ленька и вздохнул совсем уж тяжело: — У нас хоть матери… братья-сестры… А Доходяга совсем один. Алька, он помереть может. Ноги у него опухли и живот вздулся. Сегодня я ему только чешуи от картошки дал, дед следил, целую картошку не смог я…

— Такой ты, Ленька, дуболоб здоровый. Командуешь че-то, строишь из себя… а украсть боишься. Давай чего-нибудь такое сопрем, чтоб все досыта и от души наелись!

— Не могу я, Алька! Ей-богу, не могу! Вот хоть чего со мной делай, а воровать я не способный.

— Ну-ну, — съехидничал Алька, — ты, значит, не можешь, а я ночью ползи-крадись к столу и воруй у материна ухажера горбушку?

Ленька Лосев только вздохнул тяжело.

Алька пообещал:

— Ладно, раздобуду завтра что-нибудь твоему Доходяге.

Из ночи высунулись сначала сараи, потом сделались видны бараки.

Ребята разошлись: Ленька Лосев жил в шестом, а Алька Кузин во втором бараке.

* * *

Мама уже спала.

Ленька бесшумно залез на полати и улегся на свое место, у стенки. Рядом лежал дед, а у самой печки младший братишка Сашка.

Полати были широченные, а от печки шло тягучее, сонливое тепло.

Дед шевелил бородой:

Туры, туры, турара, На горе стоит гора. А на той горе — лужок. На лужке стоит дубок. А на дубке-то — черный ворон. Он в черненьких сапожках На коротких ножках. Он всю ночь в трубу трубит, А утром сказки говорит…

Ухайдакавшийся за день Ленька засыпал под дедушкину сказку, а Сашка слушал, широко раскрыв глаза.

К нему сбегаются звери. К нему слетаются птицы. Кому сказочек послушать, Кому пряничков покушать, Кому орешков пощелкать…

— Деда! А где ворон пряниками карточки отоваривал? — шепотом спросил Сашка.

Дед поскреб в бороде.

— Сказка такая. А в сказках без карточек живут. Давай-ка спи, вон Лявонтий уже спит.

Дед повернулся на бок и скоро начал попыхивать, смешно оттопыривая верхнюю губу.

Сашка тяжело, по-стариковски вздохнул и тоже закрыл глаза.

…Они проснулись от шума и криков. Барак ходил ходуном — за стеной топали, кричали, бухали в двери.

Дед еще только приподнялся, Сашка не успел проснуться, а Ленька уже спрыгнул на пол.

— Господи, пожар, что ли? — вскочила с кровати мама.

С треском отлетел крючок от косяка. Распахнулась дверь:

— Эй, Лосевы! Война кончилась!