Васина Поляна

Чумичев Левиан Иванович

Сурок и Меченый были уже взрослыми ребятами. Сурковы держали лошадь — возили муку на хлебопекарню. Мерин и сейчас белой вороной бродил среди коз и коров.

А Меченый был «шестеркой» у Сурка.

До нынешней весны он верховодил всей нахаловской мелкотней. А этой весной оплошал…

Нахаловские парни бегали крутить шуры-муры к девчонкам, работающим на лесосплаве. Вот и Меченый, тогда еще просто Аркашка Волков, заприметил там одну деваху. Ну, подсыпался к ней, любовь-дружбу предложил и сказанул, что, мол, чуть чего, так и еда у него есть, и деньги…

Девка подруг своих

крикнула. Стянули они с орущего Аркашки штаны и всю задницу испечатали какими-то несмываемыми штампами, были там и «Первый сорт», и «Годен», и даже «Не кантовать». И не стало у нахаловских Аркашки Волкова, Меченый появился.

Ленька подошел к ребятам.

— Сыграем, Лось? — крикнул-спросил Сурок.

— Можно, Сурок, — ответил Ленька.

Чика! Проводится главная черта, на нее ставятся деньги — кон. Биту кидают метров с десяти. Если не добросил до главной черты — «бык», «слепой», «сгорел», «сира». Если далеко закинул — «Москва — Воронеж — фиг догонишь». Надо, чтоб биток сразу за чертой упал, как можно ближе к кону, — тогда первый. Первый бить по кону будешь: перевернулась монета с решки на орла — твоя. А самый шик — сразу в кон угодить — чика! Все деньги в карман. Были ваши — стали наши.

Ленька поднаторел в чике. Он всегда с битком ходил. Даже в школу. Заметит впереди камушек — шлеп по нему битком — чика! Блеснет впереди стекляшка — снова к ней биток летит.

Вот и сейчас Ленька выигрывал. Левый карман отяжелел от денег. А на кону целая гора монет, и Леньке снова предстояло бить первым. Вторым был Витька Сурок. Вторым и последним — остальные ребята уже проигрались. Да и Витька выдохся — он «наваривал», добавлял в кон деньги и снова «метался», чтобы быть первым, но его биток никак не хотел ложиться ближе, чем у Леньки, — он то летел в «Москву — Воронеж», то «горел». А кон все рос и рос.

Ленька с подчеркнуто равнодушным видом стоял в сторонке. Он-то знал, что только чика может спасти Сурка, но чику Витьке не сделать: и не умеет, и руки дрожат, и, самое главное, деньги для «навара» явно кончились.

И когда в очередной раз Сурок подошел к коряге, от которой они метались, Ленька загородил кон:

— Плати, Сурок. Ты забыл наварить.

— Я платил.

— Он платил, — нахально заорали нахаловские Меченый и Вовка Субботин.

Ленька оглянулся — среди ребят не было своих, один Вовка Остроумов, но он не в счет — маленький очень, да и драться Вовка сроду не умел, это не Юрка Криков.

— Значит, я не заметил, метайся. Последний раз метайся, — выговорил Ленька.

К Сурку подбежал Меченый, что-то жарко зашептал тому в ухо. Витька согласно боднул головой.

А Меченый уже около Вовки Субботина, тоже что-то говорит в ухо. У Вовки глазки испуганными сделались, на Леньку Вовка косится.

Наконец Сурок бросил биток, он упал явно дальше Ленькиной отметины, но вдруг биток схватил Вовка Субботин и черканул отметину у самой чики — выходило, что Сурку бить первым.

А Ленька молчал. Выжидающе смотрел на подошедшего Сурка.

А рядом уже заходился Меченый:

— Че орешь! Че хлыздишь!

Ленька молчал. Смотрел на Сурка.

Елозился Вовка Субботин.

— Здорово ты метанулся, Сурок!

А

тот уже склонился над коном, уже бить приготовился. Бормотал:

— Ваши не пляшут.

Ленька бросил на землю «навар», отошел к коряге. «Чика! Только чика! — думал он. — Я им покажу, как мальцов надувать. Фиг тебе, Сурок, а не деньги…»

Он метнул. Биток упал перед коном, скользнул вперед и сдвинул монеты, они накренились, нехотя скособочились и вдруг длинным змеем вытянулись вдоль главной черты — чика!

Хоть и пела душа у Леньки, а к кону он подошел не спеша, вразвалочку, не глядя на оцепеневших ребят. Спокойненько сгрузил монеты в карман. Подозвал Вовку Остроумова. Дал ему денег.

— Эй, малышня, кого еще мамка за проигрыш ругать будет? Подходи!

И вдруг заорал Аркашка Меченый:

— Не было чики!

Вовка Субботин заверещал:

— Не было, не было!

Подскочил к Леньке:

— Хлызда-блызда!

— Отдавай деньги, Лось! — криво ухмыльнулся Сурок.

Нахаловские стеной перли на Леньку. Он пятился к речке. Пронырливый Вовка Субботин забежал сзади, толкнулся кулаком в Ленькину спину:

— Чичер! Бачер!

— Приходи на вечер! — махнул кулаком Сурок, и у Леньки дернулась голова, но на ногах он устоял.

Кто на вечер не придет, Тому пуще попадет! —

взвыл Аркашка Меченый.

Ленька не любил, когда его били, он успел смазать по трем-четырем носам, но силы были явно не равны.

Ленька шатался под ударами. С такой присказкой обычно били тех, кто, так сказать, «портил воздух».

Шапка кругла, На четыре угла, Посредине — крест! По три раза хресть!

Это точно, «кто на вечер не придет, тому пуще попадет».

Меченый подгонял пацанов бить Леньку. Всех, даже мелюзгу, даже Вовку Остроумова…

— Отдам!

Замерли кулаки и кулачишки.

— Сейчас я вам всё отдам. — Ленька смахнул с губы кровь, подобрал с земли кепку. Высыпал в нее мелочь. Не торопясь, широко он отвел руку и, не выпуская кепку, махнул ею. Желто-белый веер сверкнул над рекой и, взбулькнув, исчез в воде.

Онемело стояли ошарашенные пацаны.

А Ленька разбежался и бултыхнулся в воду вслед за деньгами. Почти не вынимая головы из воды, саженками поплыл к тому берегу. Не оглянулся ни разу, хотя вокруг булькали камни — в него бросали.

* * *

Ленька пережидал беду в землянке дедушки Хазара. Рассказал старику, что наши поймали Геринга, что Гитлер и Геббельс сдохли.

Старик цокал языком, приговаривал:

— Ай, шайтан, ай лютым зверем. Кишка им мала-мала выйнить нада. Трем мая малаем губил: Равиль, Араслан и Мишкам. Какой батыр помирал. Бабу голод пухлым делал — тоже помирал… Кишка из Гитлер таскать нада… Один я Газизов остался.

— У нас в бараке у одного мальчишки тоже все померли.

— Ай, ай! — покачал головой Хазар. — Сколько лет малаю? Как зовут?