Васка да Ковь

Эйта

– Но у меня есть и право на тебя.
– Возразил Васка и только потом перехватил испуганный взгляд Кови.
– Да, я с ним разговариваю, это мой бог, это нормально!

Ковь пожала плечами, попыталась погладить его по голове, но Васка увернулся от ее руки.

Она выставила перед собой поднятые ладони, сказала, как будто лошадь успокаивала.

– Только не волнуйся, ладно? Это пройдет. Ты отлежишься, выспишься, и это обязательно пройдет.

Не поверила.

– Пройдет-пройдет, - Согласился Ха, - Стоит только пожелать. И это и есть твое

право, твое священное право... что же, мне пора. Зови, если будет что-то интересное.

И в голове воцарилась блаженная тишина. Васка подождал немного.

– Говорит?
– Сочувственно спросила Ковь, нарушая тишину.

– Нет, вроде ушел.
– Вздохнул Васка.
– А ты... действительно сгоришь?

Ковь отвернулась.

– Я не знаю, может, тебе и правда Ха нашептал.
– Пробормотала она тихо и уже увереннее, -Давай не сейчас?

– Сейчас.
– Тихо сказал Васка и пригрозил, - А то еще голос вернется.

Ковь посмотрела недоверчиво. Наверное, решила, что он это представление только ради того и разыграл. Но все же сказала обреченно:

– Ладно, Ха с тобой, ты же все равно не отвяжешься, так? Ты не отвяжешься... Понимаешь, я, конечно, погорю однажды. Но это нормально. Для магиков с приобретенной Силой - это в порядке вещей. Для их внуков... для их правнуков. Мои две Силы очень разные. Молнии, они как домашняя корова. Меланхоличная, кушает травку, дает молочка, брыкается иногда. А огонь - это бешеная лошадь. Когда-нибудь я не удержусь, упаду и сгорю, но не сегодня.

– и как же ты получила свою бешеную лошадь?

– Я же вроде ответила?
– Вскинулась Ковь.

– Погано ответила. Погано! Мне не хватило.

– Может, поищем местечко поуютнее?

– Тут очень уютно.
– Отрезал Васка.
– Здесь ты не сбежишь от вопроса. Да и мы не торопимся. Когда мы понадобимся, за нами зайдут, не волнуйся.

– Это длинная история...

– А ты сократи.
– Перебил Васка.

Ковь обреченно вздохнула.

– Не отвяжешься, я ж тебя знаю... Ладно, ты сам этого хотел. Когда-то, давным-давно, у нас на поле за деревней... помнишь, бугристое, гороховое? Так туда свалился дракон. Настоящий. Драконица. И она умерла. Но у нее было огромное, просто огромное брюхо, и бабушка...

– Ларыся?

– Парася, башка твоя дырявая!
– Рявкнула Ковь, - Меня в честь бабушки назвали, ясно тебе? Не перебивай. Я тебе секрет рассказываю, угу. И бабушка сказала, что надо его вспороть на всякий случай...

– А на меня бочку из-за каких-то безобидных голосов катила!
– Возмутился Васка, - Это же...

– Там были яйца. Большие яйца с хрупкой скорлупой.
– Перебила Ковь.
– Бабушка сказала остальным, чтобы сунули их в печи и оставили там. Бабушка тогда была совсем мелкая, но ее послушали. Потому что бабушка напомнила о том, что у яиц может оказаться очень злой отец, который наверняка не так поймет вспоротое брюхо драконицы. Она сказала, они как лебеди. Один раз, на всю жизнь, очень верны друг другу, и так далее. А она была

служанкой у владетеля и читала его книги. Ей поверили.

– А что на самом деле?

– Какая разница?
– Ковь не заметила, как Васка дернулся от этих слов, пожала плечами, - Знала, не знала: в результате все равно оказалась права. Он пришел через долгое, долгое время. В человеческом облике. Твоя война с куксами, Васка, была пятнадцатая, та, которая до сих пор длится. Ложка, наверное, лучше всего помнит четырнадцатую. Тогда случилась Жаркая Ночь, так? Меня зацепило тринадцатой. Той, которая кончилась вынужденным перемирием, когда Йелль окончательно доконал голод, а у куксов вспыхнула эпидемия саранчанки. Мне было лет пять, когда голод пришел к нам.

– Постой.
– Васка лихорадочно пытался подсчитать в уме, - но она же началась лет сорок назад! Но я видел твою бабушку, и мать, и...

– Он пришел под личиной солдата. Попросил крова и ночлега у бабушки под крышей. Она не отказала. Еды у нас не было, но была у него - как тут отказать? К тому времени яйцо в нашей печи уже около недели трещало. Как будто огонь его доконал или что-то вроде. И когда он вошел и услышал этот треск, он бросился к печи и сунул руки прямо в огонь. Он не чаял увидеть их живыми, хоть и искал... потому что не мог иначе. Васка, бабушка рассказывает это лучше меня. В ее исполнении это как сказка, как песня. В моем - как череда глупых совпадений.

– Мне интересно.
– Возразил Васка.

– Бабушка отдала ему его детей, а взамен он поделился с нами временем. Прожил эти годы за нас. Тринадцатая война - долгая война, но не думаю, что я смогу вспомнить из нее хоть минуту; я не жила тогда. И не голодала. Никто не жил и не голодал. Деревни не существовало. Только он... Платил своим временем за всю деревню. Один. Потом он помог драконятам вылупиться, и его время кончилось.

– Но ведь драконы очень долго живут. Мне казалось...

– Помнишь Рыка?

– Ну?

– Ему было шестнадцать.

Васка растерянно посмотрел на Ковь, не в силах поверить. Он вспомнил того ухажера Кови: здорового волосатого мужика в самом расцвете сил. Вспомнил, как тот раскалывал здоровущее полено с одного замаха. Как хищно и оценивающе смотрел на Ковь. Никак не юноша в пору первой любви.

Вспомнил его старушку-бабушку, как та благодарила за колодец, ее морщинистую шею и трясущиеся руки в пигментных пятнах. Это что же, сколько же тогда ей лет? Быть не может, чтобы меньше семидесяти!

– Он выглядел на тридцать!

– Значит, часто бегал волком. Это цена оборотничества, Васка. У всей магии на свете есть своя цена. У волков год идет за четыре человечьих.
– Ковь пожала плечами, - Люди в волчьей шкуре стареют как волки. Драконы в человечьей - как люди. А наш дракон очень долго искал своих детей среди людей. Слишком долго.

– Постой-ка... то есть тогда, в той деревне, после которой я тебя нашел, ты не убивала дракона?
– Спросил вдруг Васка, неожиданно даже для себя самого.