Вавилон. Сокрытая история

Куанг Ребекка

– Я же сказал – нет.

– Ты по-прежнему не понимаешь. – Гриффин нетерпеливо схватил пальцы Робина и прижал их к рукоятке. – Мы вышли за пределы мира идей, Робин. Идет война.

– Но если это война, то мы проиграли. – Робин по-прежнему отказывался взять револьвер. – Ты не победишь на поле боя. Сколько у тебя бойцов, пара десятков? Это самое большее. И ты хочешь победить всю британскую армию?

– Вот тут ты ошибаешься, – сказал Гриффин. – Видишь ли, когда речь заходит о военных действиях, империя теряет гораздо больше, чем мы. Война подрывает экономику. Стоит нарушить один торговый маршрут,

и по всей Атлантике упадут цены. Британская торговля очень уязвима, потому что ее такой сделали, потому что алчность капитализма наказуема. Именно поэтому восстания рабов оказываются успешными. Невозможно стрелять в собственных работников – это все равно что убить курицу, несущую золотые яйца. Но если система настолько хрупкая, почему мы так легко смирились с колониализмом? Почему считаем такое положение неизбежным? Почему Пятница не раздобудет винтовку или ночью не перережет Робинзону Крузо горло? Все дело в том, что мы живем так, будто проиграли. Мы все живем как ты. Видим их оружие, их серебро, их корабли и думаем, что для нас все уже кончено. Мы не задумываемся о том, насколько легко сравнять счет. И никогда не думаем о том, что произойдет, если мы возьмем в руки оружие. – Гриффин снова сунул револьвер Робину. – Осторожно, он тяжелый.

На этот раз Робин взял оружие. И наудачу прицелился в дерево. Револьвер и впрямь норовил опуститься, Робину пришлось поддерживать запястье другой рукой, чтобы выровнять прицел.

– Насилие показывает, на что мы готовы, – сказал Гриффин. – Насилие – единственный язык, который они понимают, потому что их система по своей сути является насильственной. Насилие сотрясает основы системы. И система не сможет это пережить. Ты даже не представляешь, на что способен, правда. Не представляешь, как изменится мир, пока не спустишь курок. – Гриффин указал на березу. – Нажми на спусковой крючок.

Робин подчинился. От грохота у него зазвенело в ушах, он чуть не выронил револьвер. Он был уверен, что прицел сбился, и не был готов к отдаче, рука задрожала от запястья до плеча. Береза осталась целой. Пуля улетела куда-то в темноту.

Но Робин не мог не признать правоту Гриффина – в этот момент он почувствовал удовольствие от того, какая огромная мощь подвластна его рукам, и эту силу он мог выпустить одним движением пальца.

Глава 23

У этих белых людей мелкие сердца, способные чувствовать только себя.

Мэри Принс. История Мэри Принс

После отъезда Гриффина в Глазго Робин так и не смог заснуть. Он сидел в темноте, взбудораженный до дрожи. У него кружилась голова и перехватывало дыхание, как будто он стоит на краю утеса за мгновение до прыжка вниз. Весь мир, казалось, находится на грани катастрофических перемен, и Робин мог лишь цепляться за то, что его окружает, хотя они все вместе неслись к точке разлома.

Через час Старая библиотека начала просыпаться. Как только часы пробили семь, сквозь полки донеслась симфония птичьих трелей. Звук был слишком громкий, чтобы доноситься снаружи, – среди книг как будто расселась целая стая невидимых птиц.

– Что это? –

спросил Робин, потирая глаза. – У вас что, зверинец в шкафу?

– Это отсюда. – Энтони показал на деревянные напольные часы с боем, украшенные резными певчими птицами по краям. – Подарок от наших шведских партнеров. Они перевели gokatta как «вставать спозаранку», вот только на шведском gokatta означает «вставать спозаранку, чтобы послушать пение птиц». Внутри есть музыкальная шкатулка, но серебро имитирует настоящие птичьи трели. Чудесно, правда?

– Но могло быть и чуть потише, – сказал Рами.

– Ну, это лишь прототип. И он уже старый. Теперь можно купить такие в лондонских магазинах. Подобные часы очень популярны, богачи их обожают.

Они по очереди умылись холодной водой в тазу. А потом присоединились к девушкам в читальном зале со вчерашними заметками, чтобы возобновить работу.

Летти выглядела так, будто совершенно не спала. Под ее глазами залегли черные круги, она зевала, с несчастным видом прижимая руки к груди.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Робин.

– Такое впечатление, что все это мне снится. – Моргая, она обвела затуманенным взглядом комнату. – Все шиворот-навыворот и вверх тормашками.

И то верно, подумал Робин. Летти еще неплохо держалась, учитывая все случившееся. Он не знал, как вежливо выразить свою мысль, поэтому неуклюже спросил:

– И что ты думаешь?

– О чем, Робин? – в отчаянии спросила она. – Об убийстве, которое мы покрываем, о падении Британской империи или о том, что теперь до конца дней мы будем в бегах?

– Обо всем этом.

Она потерла виски.

– Справедливость ужасно утомительна. Вот что я думаю.

Кэти принесла дымящийся чайник с черным чаем, и все с благодарностью протянули кружки. Вималь, зевая, прошел из ванной на кухню. Через несколько минут по читальному залу растекся чудесный аромат жаркого.

– Яичница-масала, – провозгласил Вималь, раскладывая по тарелкам жареные яйца с томатным соусом. – Скоро будут тосты.

– Вималь, – простонала Кэти. – Я готова выйти за тебя замуж.

Они набросились на еду, как голодные волки, в полном молчании. Спустя несколько минут стол опустел, грязные тарелки вернулись на импровизированную кухню. Входная дверь со скрипом открылась. Вошла Илзе – она вернулась из города с утренними газетами.

– Есть новости о дебатах? – спросил Энтони.

– Они по-прежнему колеблются, – ответила она. – Так что у нас еще есть время. Виги в большинстве своем не хотят голосовать, пока не будут уверены. Но завтра или послезавтра нам нужны в Лондоне листовки. Надо отправить кого-нибудь на двенадцатичасовом поезде и отпечатать их на Флит-стрит.

– У нас есть люди на Флит-стрит? – осведомился Вималь.

– Да. Тереза еще работает в «Стандард». Газета выходит по пятницам. Я сумею проникнуть туда и воспользоваться печатными прессами, если к сегодняшнему вечеру вы подготовите текст. – Она вытащила из сумки смятую газету и разложила ее на столе. – Кстати, вот последняя лондонская газета. Думаю, вам будет интересно почитать.

Робин вытянул шею, чтобы прочитать перевернутый текст: «В Кантоне убит профессор Оксфорда. Преступники находились в сговоре с китайскими лоббистами».