Вдоль белой полосы
Шрифт:
Постепенно Аркаша окреп. Родня была убеждена, что только благодаря матери. С мужем к тому времени она развелась, и тот никак не помогал своему ребёнку. Никита в глубине души тётю недолюбливал, но за самоотверженность уважал и временами даже восхищался.
Когда Аркадий подрос, его мать сделала всё возможное, чтобы сын поступил в медицинский институт. Аркаша был умён, да ещё и прекрасно подготовлен, учился легко и в итоге стал нейрохирургом, чем тётя, всегда и во всём помогавшая ему, по праву гордилась.
Родные опасались, что, когда Аркадий решит обзавестись семьёй, тётя при её всепоглощающем обожании сына станет
Так или нет, но тётя проявляла чудеса мудрости, деликатности и такта, относясь к невестке со всей возможной нежностью и при этом умудряясь быть удивительно ненавязчивой. Поэтому молодые жили счастливо и относительно безбедно даже несмотря на непростые времена. Вскоре у них родилась дочка Леночка. И бабушка свою огромную любовь направила на неё, почти совсем освободив сына и невестку от забот о ребёнке. Внучку она обожала, а та отвечала ей полной взаимностью.
И вот теперь Аркаша с женой и дочерью готовились к отъезду. Старую квартиру на Васильевском острове продали весьма удачно, небольшую однушку Аркадия — тоже, и даже гаражу и машине нашли покупателей.
Никита слушал эти новости, как неутешительные военные сводки. Ему было невыносимо горько. Все уезжают. А тётя остаётся. Очень хотелось верить в то, что сын не забудет о матери, и Никита в свободные минуты представлял, как Аркаша удачно устраивается сначала в Бразилии, а потом и в Штатах и сразу же вызывает к себе мать и как та, счастливая и гордая, уезжает к нему. Но представлять получалось плохо, и ему было бесконечно жаль тётку. Поэтому, когда осенью отец на день рождения сестры собрался в Питер, Никита взял на работе несколько дней за свой счёт и отправился вместе с ним.
Тётя их встретила так радушно и приветливо, как никогда раньше. Никите даже неловко было, когда она, не позволяя ему встать и помочь, хлопотала вокруг них. При этом она взахлёб рассказывала о том, как сын с семьёй устроились в Бразилии. В это время глаза её светились.
— А когда ты к ним? — спросил отец Никиты. — Ты хоть заранее предупреди, чтобы мы приехали, помогли тебе собраться…
Никита в этот момент внимательно смотрел на тётю, поэтому заметил, как глаза её потухли. Она начала как-то нервно оправдываться, что ей вообще не было свойственно, поскольку себя и только себя она всегда считала правой.
— Лёша, ну что ты? Им самим нужно сначала устроиться. До меня ли им сейчас? Как только они смогут переехать в Штаты, сразу выпишут меня. Я как раз на пенсию выйду и спокойно брошу всё…
— И даже свою замечательную дачу? — шутливо поинтересовался отец Никиты, зная о любви сестры к своему прекрасному дому и большому участку в Вырице.
— И даже их! — вновь ожила тётя и со смехом продолжила: — Разве они могут сравниться с виллой на берегу океана?
— Ого! Даже так? Вот это планы у тебя! — тоже рассмеялся её брат.
— А как же! Ты же знаешь, я всегда добиваюсь всего, что хочу. — Упёрла руки в боки тётя. Никита улыбался, глядя на её привлекательное и снова сияющее лицо. Ему очень хотелось, чтобы и эта её мечта тоже
Была уже осень, отец разослал резюме Никиты на самые разные заводы Германии. Его сын только диву давался, откуда такое рвение. Переезд Аркадия, что ли, так на него повлиял? И неужели отец не видит, как одиноко и тоскливо его сестре одной в Петербурге, где у неё совсем никого не осталось? Ведь даже сваты, родители жены Аркадия, вскоре после отъезда дочери в Бразилию эмигрировали в Израиль, к чему, оказывается, готовились очень давно.
— Пап, — шутливо спросил Никита, когда отец в очередной раз встретил его у проходной, передал приглашение мамы на ужин и тут же начал отчитываться о том, что и куда отослал. — Я тебе так надоел, что ты стремишься от меня избавиться? Я понимаю, конечно, родители иногда устают от детей, так я вроде уже совсем самостоятельный, ночами не рыдаю, на ручки не прошусь и не плююсь манной кашей.
Отец рассмеялся.
— Да уж, не плюёшься. И вообще, ты нам удался. Именно поэтому мы с мамой и хотим тебе лучшей жизни…
— Ты правда считаешь, что там она лучше? — удивился Никита.
— Считаю, — с горькой убеждённостью кивнул отец. — Когда Союз распался, я радовался, думал, что теперь-то всё будет иначе, по-новому…
— А разве этого не произошло? — раздражённо хмыкнул Никита. — Куда уж новее-то? — Он зачем-то широко повёл рукой. За высоким забором виднелся огромный корпус завода. Его начали строить в восемьдесят девятом. Многоэтажный, со стеклянными стенами, он должен был стать гордостью предприятия. Никита помнил, как родители с восторгом рассказывали о планах и открывающихся для завода перспективах. Корпус успели возвести и даже вставили большую часть стёкол. Но потом началась «новая» жизнь, и стройка прекратилась. И теперь колоссальный корпус смотрел на мир пустыми чёрными проёмами и редкими пыльными стёклами. Никита иногда ходил туда, сам не зная для чего, и смотрел, смотрел на эту заброшенную, умирающую мощь, с которой теперь руководство завода не знало, что делать.
С другой стороны, за прудом, виднелась ткацкая фабрика. В её окнах вечерами давно уже не горел свет. Сначала второе градообразующее предприятие перешло на работу в одну смену, а теперь и вовсе готовилось к закрытию. И так было во всём: фонари на улицах города в последнее время горели через один, жители города еле сводили концы с концами, а дом, в котором дали квартиру Никите, стал последним построенным их заводом. Денег на заботу о сотрудниках больше не было.
— Вот! — согласился с ним отец. — Про это я и говорю! А в Европе всё совсем иначе.
— Па-а-ап! — возмутился Никита. — Ну, услышь ты себя! То есть ты мне предлагаешь бросить вот это всё и уехать туда, где спокойнее и сытнее?
Отец кивнул.
— Пап, это же приспособленчество, — Никита так изумился тому, что отец, всегда бывший для него авторитетом, предлагает такое, что даже остановился, преградил тому дорогу и внимательно всмотрелся в родное любимое лицо. — То есть ты хочешь, чтобы твой сын стал приспособленцем? А если в Германии всё станет плохо, что тогда делать? Драпать дальше?