Вдоль белой полосы

Перепечина Яна

— Про Достоевского достаточно. Вижу, что вы прекрасно подготовились. Давайте про Есенина, — перебил её с довольной улыбкой бородатый. Но и про поэта рассказывать долго не дал:

— «Собаке Качалова» учили наизусть?

— Нет, — честно ответила Агата, которая всегда старалась учить малоизвестные стихотворения. Но объяснить это она не успела. Бородатый, резко отодвинув стул, вскочил и навис над ней:

— А «Вот оно, глупое счастье…»?

— Нет…

— А «Письмо матери»?

— Нет…

— Так хоть что-нибудь вы вообще учили?! — он снова

завёлся, в сердитых глазах его появилось разочарование. В образовавшейся паузе Агата успела сказать:

— Хотите, я прочту вам «Кантату»?

Расстроенные глаза бородатого тут же зажглись весельем:

— «Кантату»?! Хочу! — энергично потёр он крупные ладони. — Такого нам никто ещё не читал, да, коллеги?

— Да, — подал голос второй мужчина. — Давайте, Агата Алексеевна, «Кантату».

В институт Агата поступила. И её подруги тоже.

— Где ж тебя так хорошо подготовили? — спросил, ставя ей «пятёрку», бородатый.

— В 975-й школе, — честно ответила Агата.

Потом тот же вопрос задали и Вале с Наташей.

— Где же это у нас такая школа? — заинтересовался грозный экзаменатор. — Где нам таких студентов готовят? Передайте своим учителям мой нижайший поклон.

— Передадим, — пообещали подружки и, счастливые, выскочили в коридор, а потом и на улицу, в объятья тёплого летнего дня.

Смотреть результаты Агата ехала, уже понимая, что поступила. Валя с Наташей волновались: они хуже сдали русский язык и теперь сомневались в успехе. Но и их тоже приняли. И тройному счастью не было предела. Первому настоящему счастью "после того дня".

Учиться Агате нравилось. Её очень полюбил декан их факультета, тот самый грозный бородатый экзаменатор. На первой же лекции он подмигнул ей:

— Ну, Агата Алексеевна, здорово ты меня «Кантатой» тогда уела.

Однокурсники начали шушукаться, не понимая, о чём это они. Но декан, которого вообще-то звали Сергей Александрович Головин, грозно цыкнул:

— Вот вам и первое задание на следующее занятие: найти у кого из русских авторов есть произведение с названием «Кантата» и подумать, каким образом ваша однокурсница могла меня этим произведением уесть.

— Хотя бы наводку дайте, — жалобно попросили с последних рядов, — у кого искать: у поэта или прозаика.

— Тогда будет слишком легко.

— Ну хотя бы период…

— И не надейтесь. А Агате Алексеевне я вам подсказывать запрещаю под страхом смертной казни.

Новоиспечённые студенты засмеялись.

— Не её. Вашей. — Кровожадно хмыкнул в бороду декан и скомандовал:

— Открывайте тетради, неучи. Буду из вас специалистов делать.

Школа, учителям которой была обязана своим поступлением в институт Агата, и правда была особенной. В жизни Агаты она стала третьей и самой любимой.

До этого пять долгих лет Агата училась через силу. Вернее, учиться-то она всегда любила, но вот ходить в эту школу заставляла себя просто из последних сил. Из хорошей школы, в которую она

попала после сада и где проучилась первые три года, она была вынуждена уйти: они переехали в новый район. Пришлось привыкать к такому, что Агате казалось совершенно диким. В этой школе было принято ненавидеть одноклассников, называть друг друга исключительно по фамилиям или злым прозвищам и дружно трепать нервы учителям. Из тридцати человек в их классе хорошо учились только четверо. И этим четверым ежедневно приходилось проявить немалое мужество, чтобы отстоять своё право жить, как хочется им самим, а не следовать за большинством.

Из всех четверых Агате было тяжелее других, потому что после уроков она сразу же убегала домой — ей каждый день нужно было торопиться на занятия в школу искусств — и не успевала участвовать ни в каких классных делах или гулять с теми, кто мог бы стать её друзьями. Но постепенно отношения если не наладились, то вышли на тот уровень, когда даже самые отъявленные хулиганы поняли, что трогать тихую и спокойную внешне Агату не стоит. Для этого ей пришлось один раз уничтожить сочинение своего соседа по парте.

Один из заводил их класса Сёмка Палий тогда долго цеплялся к ней, а когда она не выдержала и порвала двойной лист с работой, зло прошипел что-то, вскочил и замахнулся на неё кулаком. Агату словно подбросило пружиной. Она резко отодвинула стул, сама шагнула навстречу обидчику и в упор уставилась на него, сдерживая всё то отчаянье, что накопилось в ней за долгие месяцы в этой школе. Белый от бешенства мальчишка в ответ посмотрел на неё с ненавистью — весь класс замер в предвкушении зрелища — и вдруг опустил руку. В это время в кабинет вошла учительница русского и потребовала сдать сочинения. Вдохновенный двоечник Сёмка Палий вдруг сжался, лицо его из злого сделалось независимо-несчастным.

— Палий, а тебе что, отдельное приглашение нужно? — поинтересовалась Светлана Александровна, увидев, что он замешкался и не несёт к её столу сочинение.

— У меня его нет, — глухо буркнул тот.

— Ты что, не знаешь, какая у тебя ситуация? Тебе же «пара» в четверти светит.

— Знаю…

И тут Агата, которая уже сдала свою работу и села на место, не выдержала и вскочила:

— Светлана Александровна! У Сёмы было сочинение. Он написал. Это я виновата. Я его порвала.

Светлана Александровна, одна из тех немногих учителей, кого если не любили, то хотя бы уважали в этой школе, изумлённо посмотрела на свою лучшую ученицу:

— Что случилось, Агата? Он тебя довёл? Опять цеплялся?

Агата видела и чувствовала, что весь класс с интересом смотрит на неё, ожидая развлечения. Но она твёрдо посмотрела на учительницу и покачала головой:

— Нет, Светлана Александровна. Не довёл. Просто я неловкая очень. Случайно дёрнула лист… Ну, и… Не ругайте его. Это я виновата. Если надо, поставьте «двойку» мне.

Палий, который сидел рядом, шевельнулся, и Агата почувствовала, что он тянет её за юбку коричневого форменного платья вниз.