«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века
Шрифт:
Можно ли, однако, хотя бы приблизительно оценить общее количество грамот, выданных великокняжескими дьяками в 30–40-е гг. XVI в. от имени государя? Ведь именно эта, не известная нам пока величина характеризует производительность казенной и дворцовой канцелярий в эпоху «боярского правления».
С. М. Каштанов высказал предположение о том, что в России XVI в. выдавалось не более 50 жалованных и указных грамот в год, а с учетом других разновидностей актов и всех несохранившихся документов их общее число, по мнению ученого, не превышало 100 грамот в год [1345] . Однако подобный расчет, основанный на составленном исследователем хронологическом перечне иммунитетных грамот XVI в., представляется не вполне корректным. Дело в том, что упомянутый перечень содержит почти исключительно документы монастырских архивов, но без учета грамот, выданных светским землевладельцам, невозможно составить общее представление об объеме канцелярской продукции в изучаемое время. Между тем степень сохранности названных категорий документов совершенно различна: мы располагаем целыми комплексами актов крупных духовных корпораций (Троице-Сергиева, Иосифо-Волоколамского, Кирилло-Белозерского и других монастырей), в то время как от существовавших когда-то семейных архивов служилых людей XVI в. до нас дошли только крупицы. Очевидно, что примерный расчет численности актов, выданных в интересующий нас период, должен вестись отдельно для монастырских грамот и для актов светских землевладельцев, причем методика такой оценки в одном и другом
1345
Каштанов С. М. Русская дипломатика. С. 168.
Применительно к монастырским актам эта задача существенно облегчается благодаря наличию копийных книг. В. Б. Кобрин, посвятивший специальное исследование проблеме репрезентативности сохранившегося актового материала XV–XVI вв., пришел к выводу, что «архивы монастырей и кафедр, копийные книги которых дошли до нас, составляют не менее 40 % всей совокупности актов землевладения и хозяйства духовных феодалов» [1346] . Степень сохранности документов духовных корпораций, от которых не осталось копийных книг, ученый оценил в 20–25 % и предположил, что в общей сложности до нас дошло не менее половины актов из всех монастырских архивов XVI в. [1347]
1346
Кобрин В. Б. К вопросу о репрезентативности источников по истории феодального землевладения в Русском государстве XV–XVI вв. // Источниковедение отечественной истории. Сборник статей. Вып. 1. М., 1973. С. 181.
1347
Там же. С. 183. Приведенную оценку сам В. Б. Кобрин считал минимальной, допуская, что в действительности до нас дошло больше — до двух третей реально существовавших монастырских актов. См.: Там же. А. А. Амосов, изучавший архивы северных монастырей, поставил под сомнение утверждение В. Б. Кобрина о том, что сохранность копийных книг отражает сохранность основной массы документов монастырского архива. Однако собственные наблюдения Амосова вполне согласуются с итоговыми выводами Кобрина: так, копийная книга Антониева Сийского монастыря, по подсчетам ученого, на 66 % отражает фонд царских грамот, хранившихся в этом монастыре (Амосов А. А. Архивная опись как источник информации об утраченных актах // Советские архивы. 1975. № 1. С. 61).
Из известной на сегодняшний день 571 жалованной и указной грамоты 1534–1548 гг. 399 (т. е. более 2/3) составляют акты, выданные церковным корпорациям: монастырям, церквам и соборам, владычным кафедрам; еще 25 актов, хотя и были адресованы светским лицам, дошли до нас в составе монастырских архивов [1348] . Если исходить из проведенных Кобриным расчетов, то общее количество грамот, полученных монастырями, церквами и владычными кафедрами в 30–40-е гг. XVI в., можно оценить примерно в 800 единиц. Но как подсчитать остальную массу грамот, выданных от имени юного Ивана IV помещикам, посадским людям, сельским общинам?
1348
См.: Прил. 1, № 70, 88, 98, 102, 138, 139, 192, 227, 232, 262, 263, 273, 290, 304, 318, 321, 330, 335, 383, 390, 392, 425, 467, 490, 511.
От 1534–1548 гг. сохранилось 9 губных грамот (см. Прил. I, № 193, 199, 200, 211, 216, 227, 251, 254, 264), 6 жалованных уставных грамот селам и волостям (там же. № 70, 72, 98, 195, 318, 389), одна таможенная грамота (там же. № 275). Шесть грамот адресованы посадским людям (там же. № 92, 95, 122, 191, 242, 408). Можно предположить, что еще несколько десятков подобных документов не дошло до нашего времени. Однако эта поправка существенно не влияет на общую оценку объема канцелярской продукции 30–40-х гг. XVI в. Другое дело — служилые люди, которых в описываемую эпоху насчитывалось несколько десятков тысяч и которые должны были иметь документы на право владения землей. Если бы удалось показать, что значительная их часть получила великокняжеские грамоты в годы «боярского правления», то представления о работе московских канцелярий, сложившиеся главным образом под влиянием лучше сохранившихся монастырских актов, пришлось бы полностью пересматривать. Существуют, однако, серьезные сомнения в том, что именно рядовые помещики в изучаемое время были главными получателями великокняжеских грамот.
Численность служилого люда к середине XVI в. точно не известна: из-за отсутствия статистических данных возможны лишь приблизительные оценки. С. Б. Веселовский полагал, например, что Государев двор — элита служилого сословия — насчитывал в то время около 2600 чел., а слой городовых детей боярских был раз в 15 больше: до 35 тыс. чел., годных к полковой службе в дальних походах, и еще 10 тыс. — годных к осадной службе [1349] . К сожалению, ученый не привел подробного обоснования своих расчетов. Надежные данные имеются только по Новгороду: изучив сохранившиеся писцовые книги, Г. В. Абрамович пришел к выводу, что в 40-х гг. XVI в. новгородские помещики насчитывали 5–6 тыс. чел. [1350] Применительно ко всей стране единственным ориентиром в описываемое время может служить разряд Полоцкого похода 1562–1563 гг., в котором перечислено более 18 тыс. дворян и детей боярских [1351] . Вероятно, для второй четверти XVI в. будет правильным остановиться на этой минимальной цифре: около 20 тыс. чел.
1349
Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 87.
1350
Абрамович Г. В. Поместная система и поместное хозяйство в России в последней четверти XV и в XVI в.: Автореф. дис…докт. ист. наук. Л., 1975. С. 21.
1351
Подсчет: Скрынников Р. Г. Начало опричнины. Л., 1966. С. 174.
И вот от этой многотысячной армии служилых людей до нас дошло лишь 54 грамоты (не считая кормленных), пожалованных им в 1530–1540-х гг. от имени юного Ивана IV [1352] ; еще 30 жалованных грамот помещикам известны только по упоминаниям [1353] . Зато в нашем распоряжении имеется уникальный источник, который позволяет судить о том, какие документы имелись на руках у помещиков к началу 1550-х гг. в одном из центральных уездов страны. Речь пойдет о Дозорной книге Тверского уезда 1551–1554 гг.: ее полный текст был впервые опубликован несколько лет назад А. В. Антоновым [1354] .
1352
См.: Прил. I. № 76, 77, 83, 93, 137–139, 148, 159, 179, 181, 184, 194, 202, 217, 218, 222, 239, 273, 314, 317, 319, 321, 331, 336, 352, 353, 364, 369, 371, 372, 375, 383, 385, 391, 393–395, 407, 409, 423, 424, 431, 434, 438, 439, 442, 449, 467, 468, 471, 484, 504.
1353
См.:
1354
ПМТУ. М., 2005. С. 144–310.
Особая ценность Дозорной книги 1551–1554 гг. для исследователей заключается в том, что в ней перечислены документы («крепости»), которые тверские помещики предъявили писцам в обоснование своих прав на находившиеся в их владении земли. Строки описания красноречиво свидетельствуют о превратностях судьбы, которым подвергались архивы светских землевладельцев: грамоты горели во время многочисленных пожаров (особенно часто встречаются ссылки на «большой московский пожар» 1547 г. и на пожар в Твери, когда сгорел Спасский собор, в котором, по-видимому, хранились многие владельческие документы) [1355] , их похищали разбойники [1356] , а иногда и холопы, бежавшие от своих господ [1357] . Но еще интереснее — состав документов, которые предъявляли или (при их отсутствии на руках в момент описания) называли помещики в подтверждение своих владельческих прав (см. табл. 1). Чаще всего (314 случаев) в качестве «крепостей» фигурируют частные акты: купчие, меновные, духовные грамоты и т. д. Великокняжеские или царские грамоты упоминаются значительно реже (165), причем треть из них (53) — «безымянные», т. е. имя выдавшего их государя не называется. Остальные жалованные грамоты (112) наглядно представляют целое столетие истории Твери: от великого князя Бориса Александровича Тверского до московских государей Василия III и Ивана IV.
1355
Там же. С. 145, 184–186, 200, 208, 254, 287, 297–300 (московский пожар); 157–159, 169, 171, 172, 174, 178, 197, 201, 212 и др. (тверской пожар).
1356
Там же. С. 196, 221, 236, 240, 262.
1357
Там же. С. 195.
Главный вывод, который следует из изучения Дозорной книги, заключается в том, что к началу 1550-х гг. документальным подтверждением прав на землю в Тверском уезде в первую очередь служили частные акты, а не государевы жалованные грамоты. Что касается последних, то из 1173 землевладельцев, упомянутых в этом описании [1358] , лишь 165 (т. е. 14 %) ссылались на великокняжеские грамоты разного времени. Заслуживает внимания также тот факт, что ссылок на грамоты Ивана IV в Дозорной книге содержится значительно меньше (29), чем на грамоты его отца — Василия III (49). И даже если приписать Ивану IV все акты, обозначенные в источнике как «грамоты великого князя Ивана Васильевича всея Русии» (17), — ведь в принципе мог иметься в виду и Иван III, — то и в этом случае получится, что за первые двадцать лет правления Ивана IV тверские помещики получили менее 50 жалованных грамот.
1358
Цифра не является абсолютно точной, так как подсчеты затруднены некоторыми особенностями анализируемого источника. Во-первых, в ряде случаев смена владельцев поместья описана недостаточно четко, так что не всегда ясно, кому оно принадлежало на момент описания. Во-вторых, применительно к семейным владениям писцы ограничивались порой упоминанием только старшего в роду, а его младшие братья скрывались за формулой «такой-то с братией». Но возможная погрешность в полтора-два десятка человек не влияет существенно на выводы данной главы.
Таблица 1.
Виды документов, предъявленных тверскими землевладельцами в ходе описания 1551–1554 гг. [1359]
Виды документов | Количество упоминаний | |
---|---|---|
Частные акты (купчие, меновные, духовные) | 314 | |
«Крепости» (без указания разновидности акта) | 83 | |
Жалованные грамоты государей (всего) | 165 | |
в том числе: | великого князя Бориса Александровича Тверского | 2 |
великого князя Михаила Борисовича Тверского | 6 | |
князя Михаила Федоровича | 1 | |
великого князя Ивана Ивановича (Молодого) | 5 | |
Ивана III (датированные) | 2 | |
«великого князя Ивана Васильевича всея Русии» (недатированные) | 17 | |
Василия III (датированные и недатированные) | 49 | |
Ивана IV (датированные, а также недатированные, в которых он назван царем) | 29 | |
князя Владимира Андреевича Старицкого | 1 | |
«безымянные» (поместные, ввозные, жалованные грамоты без указания имени государя, выдавшего грамоту) | 53 |
1359
Сост. по: ПМТУ. С. 144–310. Приведенные в таблице данные заметно отличаются от аналогичных подсчетов, сделанных в свое время В. Б. Кобриным (см.: Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV–XVI вв.). М., 1985. С. 117). Отчасти эти различия можно объяснить тем, что в распоряжении В.Б. Кобрина имелось только старое сокращенное издание Тверской писцовой книги, которую принято было тогда датировать примерно 1548 г. Мною использована публикация полного текста Дозорной книги, подготовленная А. В. Антоновым, который обосновал и новую датировку этого источника (см. предисловие составителя: ПМТУ. С. 6–7). Кроме того, различна и методика подсчетов: В. Б. Кобрин в соответствии с целями своего исследования ограничился упоминаниями грамот московских государей, я же учитывал сведения обо всех грамотах, включая и пожалования тверских великих князей, и «безымянные» поместные и ввозные грамоты, упоминаемые без указания имени выдавшего их государя.
Конечно, Тверская земля имела свои особенности: здесь и в середине XVI в., как показывает Дозорная книга 1551–1554 гг., сохранялись старинные родовые «гнезда» (например, вотчины князей Микулинских), а у местных детей боярских был выбор кому служить — великому князю всея Руси или иным «государям» (тверскому епископу, тем же князьям Микулинским, крупным вотчинникам Заборовским и т. д. [1360] ). Вероятно, в краю сплошного поместного землевладения, каким была Новгородская земля, картина была несколько иной. К сожалению, новгородские писцовые книги изучаемого времени не содержат сведений о грамотах, которыми располагали местные землевладельцы.
1360
См., например: ПМТУ. С. 285 (служат кн. С. И. Микулинскому), 288 (служат кн. И. Ф. Мстиславскому), 290, 305 (служат тверскому владыке) и т. д.