Вечер потрясения
Шрифт:
– Продолжайте сопровождение. На провокации не отвечать, в случае попытки войти в воздушное пространство России немедленно сообщать на командный пункт. Не предпринимать никаких самостоятельных действий, Седьмой!
Там, на земле, нервничали, и это было понятно. Пожалуй, прежде военным двух великих государств почти не доводилось сходиться лицом к лицу так близко, проверяя на прочность нервы, собственные, и соперников. И никто сейчас не хотел допустить ошибку, своей поспешностью, невыдержанностью поставив под угрозу свои и чужие жизни или хотя бы карьеру.
– Приказ понял, – с ленцой произнес пилот,
Полет продолжался, заставляя летчика целиком погрузиться в управление машиной, лишь краем сознания следя за перемещениями отметок чужих самолетов – те оставались по другую сторону границы, и оттого как будто не существовали сейчас. На передовом командном пункте американской армейской группировки, развернутом прямо на летном поле тбилисского аэродрома, в этот момент отсчитывали последние секунды повисшей над границей тишины.
Расстояние до границы сократилось, сжавшись до каких-то полутора десятков миль. "Сентри", команды с борта которого и вели пару истребителей "Игл", сделал свое дело, и командир звена, бросив взгляд на индикатор навигационной системы, отдал приказ:
– Включить радар!
Лучи бортовых локаторов AN/APG-63 метнулись вперед, пронзая пространство, и спустя мгновение, наткнувшись на некое препятствие, поднятое неведомой силой на высоту добрых пяти миль, вернулись, превратившись в пульсирующую точку на экранах.
– Есть контакт, – сообщил командир звена. – Вижу цель. Дальность – тридцать миль. Готов к атаке.
– Это "Фланкер"! Оружие к бою. Уничтожить цель!
Пилоты, словно заправские роботы, одно целое со своими самолетами, мощными и смертоносно опасными для всего, что способно летать, не ведали сомнений. Они делали свою работу, и делали ее почти идеально. В кабинах одновременно прозвучал звуковой сигнал, и ведомый, коснувшись переключателя на приборной консоли, четко произнес в эфир:
– Есть захват! Русский у меня на мушке! Ракеты наведены!
– Огонь!
Одно движение, клавиша плавно погрузилась в приборную панель, и две ракеты AIM-120A, одна следом за другой, соскользнули с пилонов истребителя, исчезая за горизонтом. Лучи бортовых радаров замкнули своими сузившимися до предела конусами цель, и бортовые компьютеры истребителей непрерывно посылали вдогон ушедшим ракетам координаты чужой машины.
Росчерки ракет сверкнули над облаками. Расстояние стремительно сжималось, миля за милей сгорали в пламени твердотопливных двигателей, и вот активные головки наведения сами, наконец, "увидели" цель. С этой секунды изменить что-либо не в силах были и американские пилоты.
Система предупреждения об облучении СПО-15 "Береза" подала голос внезапно, заставив пилота вздрогнуть. Кабина "Сухого" наполнилась мерзким визгом, ввинчивавшимся в уши, отзывавшимся тянущей болью в зубах, будто летчик набил рот арктическим льдом.
– Какого черта? – пилот пробежался чуткими пальцами по переключателям, с паническими нотками произнеся в эфир: – Земля, я в захвате! Повторяю, американцы взяли меня на прицел! Они наводят ракеты! Земля, отвечайте!
Любой
– Земля, какого черта происходит? – не скрывая волнения, неуклонно перерастающего в нечто большее, кричал в эфир пилот. – Земля, ответьте же!
Четыре искры, четыре рукотворных болида скользнули над облаками, метнувшись к истребителю, судорожно дергавшемуся в перекрестье лучей чужих радаров, точно угодившая в паутину муха.
– Земля, по мне выпущены ракеты, – кричал пилот, чувствуя, как перегрузка наполняет его тело непривычной свинцовой тяжестью, вдавливая в спинку катапультируемого кресла. – Я атакован! Выполняю противоракетный маневр!
Не верилось, что это происходит не в ночном кошмаре, а наяву. Американцы атаковали, коварно, подло, ударив внезапно, заведомо лишив противника шанса увернуться от этой атаки – они били наверняка. Линия границы не стала преградой для их ракет, со скоростью, вчетверо превышавшей звук, сближавшихся к мгновенно превратившимся в беспомощную мишень "Сухим".
Для пилота истребителя в эти секунды проблемы выбора не было, как не было места и времени для размышлений о происходящем. Это могло быть ошибкой, досадным недоразумением, и, возможно, потом дипломаты под звездно-полосатым знаменем станут долго и искренне извиняться, но летчик, управлявший "Сухим", не хотел слышать речи заморских чиновников из-под могильной плиты.
– Седьмой, Седьмой, – доносилось вослед. – Что происходит, Седьмой! Доложите обстановку, приказываю!
Летчик внезапно атакованного самолета не хотел, да и не мог ответить. Он вовсе не был таким беспомощным, хотя и не ожидал атаки. Пилот верил в свою крылатую машину, не сомневаясь, что ей суждено господствовать в любом небе, и сейчас истребитель, бездушный кусок металла, благодарил человека за эту искреннюю веру.
"Сухой", брошенный в крутой вираж, камнем рухнул вниз, пронзая завесу облаков. Истребитель стрелой мчался к земле, щедро рассыпая за собой облака дипольных отражателей. Установленные в кормовой балке автоматы выброса пассивных помех АПП-50 освобождались от своего груза, выстреливая патроны с фольгой, превращавшиеся для чужих радаров, мертвой хваткой впившихся в "Сухого" своими лучами, в новые и новые цели. Завеса диполей непроницаемым занавесом развернулась в пространстве, делая Су-27 невидимым.
Ракеты "воздух-воздух", словно привязанные, выполнили маневр, зеркально отражение эволюций "Сухого", преследуя энергично маневрировавший самолет, заходя ему в корму. Развернувшееся в воздухе серебристое облако ложных целей завесило истребитель, и две AIM-120A, не снижая скорости, воткнулись в эту колышущуюся занавесь, вспыхнув крохотными рукотворными звездами.
Заваливаясь на крыло, Су-27 развернулся носом в сторону границы, туда, откуда бесстрастно наблюдали за будто бы обреченным противником американские пилоты. "Береза" завывала все пронзительнее, но пилот заставил себя не слышать этот мерзкий звук – выжить едва ли было возможным сейчас, и оставалось только сражаться.